В тщетной попытке найти ответы на свои вопросы, лейтенант добрёл до казармы. Эмкома ещё не было, видимо, он несколько задержался, выполняя офицерский приказ. В самом деле, Раймон немного погорячился со сроками – привести спутник в исходное состояние, да ещё и заправить горючим, было делом непростым: «Что ж, тем интересней будет посмотреть, как солдат выкрутится. После осмотра расположения нужно будет снова проверить ангар».
Кольта Странтора опять били. Сноровисто, аккуратно, чтобы не оставалось заметных повреждений, но, при этом, чрезвычайно болезненно и сильно – как умеют только в войсках специального назначения. Побои уже не приносили той боли, что сводила с ума в самом начале. Боль оставалась где-то на границе сознания, она почти отключалась, настолько к ней привык молодой организм. Именно поэтому Кольт мог думать, несмотря ни на что. И он думал. Думал о том, как по дурости, поддавшись бравурной пропаганде, пошёл добровольцем на призывной пункт. Зачем ему это было нужно? Служба, де, для настоящих мужчин; родина, де, в тебе нуждается; флот, де – боевое братство. Ведь именно братства ему и не хватало в этой жизни, слишком большим индивидуалистом он был, предпочитая абстрактные размышления и книги посиделкам с товарищами по институту. Вот и получил это самое братство. Кто ж мог подумать, что статус «брата» ещё нужно заслужить потом и кровью? Ему же, как самому слабому в подразделении, этих самых пота и крови требовалось куда больше, чем остальным. Зато теперь он знал, что такое настоящий мужской коллектив. Знай он это ещё до попадания в штурмовики, было бы легче. Хотя, если вдуматься, знай он, что его здесь ждёт, вряд ли бы согласился на такую службу.
И ведь нельзя сказать, что получал он совсем не за что. Очень даже за что. То никак не мог уяснить, зачем нужно разглаживать постельное бельё на кровати до зеркальной глади; то не мог запомнить правильного положения личных вещей в стенной нише; то не мог воспроизвести это треклятое армейское «так точно!», которое, почему-то, требовалось говорить всякий раз, когда тебе задают вопрос или отдают приказ. В самом деле, зачем всё это? Но больше всего проблем у молодого солдата было из-за армейского обучения. Он неплохо знал математику, физику, и когда ему, например, говорили, что лазерный луч – «это, б… такой луч, который всегда попадает в цель; лучу нужны только руки – руки штурмовиков, а не кривые культяпки ё… мабуты», солдат неизменно впадал в ступор. В чём связь луча и рук штурмовиков? Банальная логика здесь пасовала. Физика тоже. Люди, подобные Странтору, запоминали, только если могли для себя ОБЪЯСНИТЬ необходимость того или иного действия. Армейские же порядки логического объяснения не имели, они просто были, и всё. Как физические законы. Только за нарушение физических законов тебя не будут бить.
Была у Странтора и другая проблема. Он не умел драться, был от природы неагрессивен, буквально впадал в ступор, когда его пытались втянуть в драку. В коллективе же необходимо было за себя стоять. Он понял эту истину слишком поздно, начал огрызаться, но к тому времени уже так повелось, что его отправляли на самую черновую работу. Нужно было сразу ставить себя по-другому. Теперь же, как ни упрямься, как ни маши руками, итог будет один: побьют и всё равно заставят. А ещё в плоть и кровь успело въесться это треклятое опасение быть побитым. Вроде бы и не больно уже так, как было в самом начале, но сознание само стремится уйти от побоев любым способом, даже вновь прогнувшись.
– Тебе чёрным по белому было сказано: полчаса! – рычал здоровенный детина, не спеша и с расстановкой метеля солдата пудовыми кулачищами. Каждый удар откидывал худосочного Странтора к стене, от которой тот отскакивал, чтобы быть вновь насаженным на кулак. – Нах… ты опоздал?
Рядом экзекуции подвергался давний соратник Странтора по побоям – Эрик Бочаре, в армии – просто Боча. У того была совсем другая проблема: он просто физически был не приспособлен к большим нагрузкам на организм. Огромные слои жира упорно тянули парня вниз на перекладине, подчиняясь законам всемирного тяготения; дряблые мышцы никак не желали брать верх над тяжестью тела. Во время пробежки в определённый момент Боча просто падал на землю и больше не мог двигаться. Его приходилось нести всем подразделением, за что Эрик получал уже от своих. И не мудрено, ведь такую тушу не просто нужно было поднять, с ней нужно было бежать! Притом, что и остальным бойцам приходилось тяжело от изматывающих тело километров в полной выкладке, а тут ещё и треклятый толстяк окончательно добивал своим весом.
Толстяка бил жилистый и подвижный, словно ртуть, Марек Энтро – один из старожил взвода. Вообще, Марек был очень уравновешенным малым, его сложно было вывести из себя. Зато если удавалось… Неожиданно Марек остановил свой уже занесённый для удара сапог.
– А скажи мне, Боча, тебе было вкусно? – змеёй прошипел Ртуть.
– М-м-м… – простонал толстяк с пола. Он весь сжался, предвидя новый удар, и когда его не последовало, даже растерялся.
– Говорю, пищевой концентрат – это очень вкусно? – повторил свой вопрос парень.
– Никак нет, – прохрипел Боча. От воспоминаний о вкусе концентрата для пищевого синтезатора по телу Эрика прошла дрожь отвращения.
– Так нах… ты его жрал?! – взвился Марек.
– Я… есть хотел… всегда хочу… – заныл Боча. Это было второй его слабостью – он, в самом деле, всегда хотел есть. Его огромная туша настоятельно требовала постоянной подпитки выпадающих на поддержание организма жиров. Мозг привык к определённому балансу обмена веществ – если, кончено, слово баланс здесь уместно – и буквально изматывал толстяка требованиями новых порций еды. Скудной армейской нормы, рассчитанной на среднего телосложения парня, ему не хватало.
Удары с новой силой стали сыпаться на Бочу: ответ явно не устроил Ртуть.
В это время Раймон Ванга как раз проходил мимо расположения, по длинному, загибающемуся влево коридору. Хитрый Энрике старательно заговаривал лейтенанту зубы, как раз сейчас сопровождая его куда угодно, но только не в расположение взвода. Эмком прекрасно знал о порядках своего подразделения, посему стремился сначала увести нового старшину подальше, создать видимость уставного порядка, и уже затем провести Раймона в расположение. Однако лейтенант тоже был не лыком шит. Несмотря на разливающегося соловьём эмкома, он уловил знакомые звуки, раздающиеся из-за очередной двери.
– Что там? – перебил он Энрике, указывая на дверь.
– Солдаты, – пожал плечами эмком. – Нам ещё немного пройти осталось – посмотрите на тренажёрный зал. Тренажёрный зал у нас – ух! Там даже для вашей шпаги есть программа.
Но Раймон его не слушал, он уже подходил к подозрительной двери. Что заставило лейтенанта зайти именно в своё подразделение? Интуиция? И да, и нет. На самом деле его заставила сюда зайти неизбежность, судьба, если угодно. При пристальном рассмотрении всего произошедшего с лейтенантом в боевой части, легко выстраивается вполне предсказуемая цепочка происшествий: встреча с эмкомом у периметра – лейтенант Гран – назначение старшиной самого раздолбайского подразделения – наведение порядка в ангаре и неизбежная «беседа» с командиром взвода – появление в расположении своего подразделения. По последнему пункту следует добавить, что звуки неприкрытых ударов могли возникнуть только во взводе лейтенанта Грана. Всё, круг замкнулся, и замкнулся без всякого участия командования или иных посторонних молодому офицеру лиц. Что это, если не судьба, взявшая на себя заботу о лейтенанте с самого его появления на планете?
