Ртуть вместе со всеми развернулся, собираясь выскочить в коридор, когда на его плечо легла тяжёлая рука лейтенанта.
– А вас, рядовой Энтро, я попрошу остаться.
Для Ртути у лейтенанта нашлось личное задание, сейчас боец как раз находился в состоянии его выполнения. А именно, он тащил огромную двадцатилитровую канистру с широким горлом по вектору «парк техники – штаб боевой части». Тащил нарочито медленно, словно она представляла собой совершенно неподъёмную тяжесть. На всём пути бойца сопровождали странные звуки, больше всего напоминающие тяжёлое дыхание, какое бывает при запредельных нагрузках; правда, если прислушаться, в «тяжёлом» дыхании отчётливо различались самые настоящие стоны. Ну не хотелось Ртути отдавать канистру! Это было, как ножом по… сердцу. После стольких запредельных усилий лучших умов третьего взвода… После стольких тяжких испытаний, когда бойцам приходилось проявлять чудеса воинского умения маскировки, перемещаясь с двумя огромными флягами по вектору «медицинский блок – парк техники»… Радовало только одно: вторую канистру ценой невероятных ухищрений удалось «спасти». Только это немного успокаивало штурмовика.
– Что у тебя там? – поинтересовался у Энтро дежурный по штабу.
– Лучше не спрашивай… – новый тяжёлый вздох сотряс обширный холл штаба боевой части.
Солдат поднимался на второй этаж. Чем ближе он подходил к условленной точке, тем медленнее двигался. Замедление ощущалось буквально с каждой ступенькой. Только появление на первом этаже коменданта заставило бойца ускориться: нарываться на самого старшего в гарнизоне офицера солдату совершенно не улыбалось. Зато он с лихвой отыгрался перед дверью штатного воспитателя, где проторчал добрых десять минут, пока смог собраться с духом и постучать. Стук получился тихим-тихим, словно и не стук вовсе, а так, лёгкое поскрёбывание.
– Войдите, – донеслось из-за двери. Солдат последний раз взглянул на канистру, незаметно погладил её широкое горло и шагнул внутрь.
– Лэр старший лейтенант! Рядовой Марек Энтро, по распоряжению лейтенанта Раймона Ванги, прибыл!
– И что же распорядился передать лэр лейтенант? – во взгляде воспитателя сквозило вполне человеческое удивление.
– Он просил выразить вам благодарность за своевременное предупреждение относительно повадок высшего лейтенанта Антона Шпака.
– Да? А почему он сам не прибыл для этого?
– Это ещё не всё, лэр старший лейтенант. Лейтенант прислал вам подарок.
– А! Вот оно что. Ну, давайте его сюда.
С огромным трудом солдат взгромоздил канистру на стол, прямо перед воспитателем. Тот недоумённо обвёл её взглядом снизу доверху, затем открыл, нюхнул и в совершеннейшем обалдении уставился на солдата.
– Что это?
– Коллекционный виски высшего лейтенанта Шпака, лэр!
– Разве коллекционный виски бывает в таких… обширных ёмкостях? – в голосе офицера сквозило недоумение пополам с лёгким подозрением. – Или это какой-то особый сорт?
– Не могу знать, лэр старший лейтенант! Когда-то он был в бутылках, но в связи с выходом тары из строя был перелит в канистру.
– Как вы сказали? «Выходом тары из строя?» К-хм. И кто спаситель этого чудесного напитка?
– Я, лэр старший лейтенант!
– Ничего не понимаю. Садитесь за стол и рассказывайте, лэр Энтро.
– Лэр высший лейтенант, у меня для вас хорошие новости! – трёхмерное изображение штатного воспитателя на персональном голографе светилось неподдельной радостью, от которой у Антона Шпака почему-то засосало под ложечкой.
– Я весь внимание, лэр старший лейтенант!
– Нашёлся ваш коллекционный виски, лэр!
– Как?! Что прямо взял и нашёлся? – у медика отвисла челюсть. Он стал мучительно соображать, как из осколков бутылок могло сложиться что-то из его коллекции. Да ещё и попало каким-то невероятным образом к штатному воспитателю. Да ещё и не было им выпито – старший лейтенант слыл ещё тем любителем халявной выпивки. Всё это представлялось опытному медику решительно невозможным ни в части, ни в совокупности.
– Приходите ко мне, вы сами в этом убедитесь.
Медик подхватился и стремглав вылетел из кабинета. Конечно, он до конца так и не поверил воспитателю, но любому человеку свойственен оптимизм до самого последнего вздоха. Это своего рода апофеоз самого явления жизни в человеческом сознании: цепляться за малейшую возможность, не опускать руки, приспосабливаться к самым невероятным условиям.
В кабинете воспитатель предложил Шпаку присесть и поставил перед ним стакан с янтарной жидкостью. Высший лейтенант сделал глоток, затем ещё один: он решительно не узнавал, что это за сорт виски такой.
– Правда, великолепный букет? – участливо поинтересовался воспитатель.
– Да, необычный, – выдавил из себя высший лейтенант.
– Вы его, правда, не узнаёте?
– Нет, лэр, совершенно не узнаю.
– Тогда я вам помогу. Вы, должно быть, знаете, как именно получается виски? Это высококачественный самогон, если переводить на человеческий язык. Так вот, конкретно этот виски был перегнан заботливыми руками наших с вами солдат через электронный замок одного небезызвестного вам шкафа. Не правда ли, необычный способ перегонки? А знаете, почему солдаты придумали такой инновационный способ? Нет? Напрасно. Я снова приду к вам на помощь, – взгляд воспитателя из благодушного и ироничного вмиг стал холодным и цепким. – Потому что вы не удосужились выдать некому солдату документы о выздоровлении, а вместо этого отправили его… назовём это, «ухаживать» за травой возле медицинского блока. Вы, должно быть, запамятовали относительно нашего последнего разговора на этот счёт? Тогда я вам напомню…
Антон Шпак вышел от штатного воспитателя белее мела. Случившееся с его коллекцией не смогло поколебать его жизненных ценностей, но обычный задушевный разговор со старшим лейтенантом смог. Пусть Шпак и был старше воспитателя по званию, но звание во флоте далеко не всегда определяет старшинство, чаще мерилом прав и обязанностей служит должность. Сейчас высший лейтенант общался не с человеком, не с офицером – он общался с должностью, которая была создана, чтобы давить нарушителей своим авторитетом. И давила. А они, в свою очередь, признавали за ней такое право, уже одним этим поддаваясь давлению. Так что нет ничего удивительного, что в результате выволочки гарнизонный медик навсегда зарёкся использовать дармовую рабочую силу. Зарёкся в неизвестно какой по счёту, но точно в самый-самый последний раз.
Спутник слежения замер на геостационарной орбите. Внизу мерно плыли облака, закручивались круговороты циклонов, жили своей жизнью люди. Спутник не умел ценить прекрасного, равно как не умел решать сугубо философские вопросы. Он наблюдал. Чётко, беспристрастно, неумолимо взирал он с заоблачных высот на суетную жизнь планеты Варан. Своими сенсорами бездушная машина постоянно отслеживала системы слежения других своих боевых «товарищей», электроника своевременно перераспределяла сектора наблюдения между обширной сетью, в которой существование чего-то безнадзорного было просто немыслимым.
