Перетаскивать стратегический запас высыпали все офицеры. Каждого вдохновляла сопричастность к переноске самого святого, что только возможно на охоте. Без этого стратегического запаса охота сразу потеряла бы все свои прелести, сравнявшись с каким-нибудь заштатным полевым выходом.
Шутя и балагуря, офицеры пёрли на плечах вожделенные канистры. Их вес совершенно не давил, более того, скорее обнадёживал, вселял уверенность в завтрашнем дне. Во флаере штурмовиков уже ждали. Стоило последнему офицеру взойти на погрузочный пандус, как пилот повёл аппарат на взлёт; неуспевшие разгрузить свои канистры под дружный гогот более проворных полетели на пол. Впрочем, веселье длилось недолго, до всех быстро дошло, что они рискуют стратегическим запасом. Посему все тут же оказались на ногах, стали лихорадочно ловить перекатывающиеся от борта к борту канистры. Спустя несколько секунд разношёрстная офицерская компания превратилась в слаженное боевое подразделение, настолько всех сплотила общая «беда».
– Лэры, предлагаю выпить за успешное начало Охоты! – лейтенант Гран неожиданно проявил незаурядные организационные навыки. Офицеры только-только успели закрепить бочки, а он уже демонстрировал товарищам накрытый импровизированный стол. В качестве стола была использована одна из бочек, плотно зажатая между ног офицера – настолько плотно, что в надёжности такого захвата можно было не сомневаться. Однако больше всего Раймона поразило не это. На импровизированном столе стояли самые настоящие стаканы! Пилот всё ещё делал замысловатые манёвры, палуба кренилась и рисковала перевернуться вверх ногами, а стаканы стояли себе, как ни в чём не бывало!
– Да вы просто волшебник, лэр лейтенант! – в полном восхищении воскликнул Антон Шпак: оказывается, не один Ванга был высокого мнения о способностях офицера.
– Никакого волшебства Антон, только его величество Опыт, – ответствовал ему пожилой лейтенант. – Недаром говорят, что опыт не пропьёшь!
В устах старика-пьяницы эта фраза прозвучала особенно комично, породив новый взрыв смеха. Только взяв в руки металлический стакан, Раймон понял, в чём дело: оказывается, ко дну стакана изнутри был прикреплен мощный магнит! Вот уж точно, без печального опыта до такого вряд ли возможно додуматься.
– Я только одного не понимаю, лэры, – не выдержал после первой стопки Раймон. – Вот мы пьём за начало охоты. А разве охота уже началась?
– Ну, вы как скажете, лэр! – с заговорщицкой ухмылкой ответил ему Марьяно. – Охота – это процесс, требующий недюжинной подготовки. Это как с войной. С какого момента считать войну начавшейся? С момента, когда произошла первая вооружённая стычка? Или с момента, когда после первой стычки стороны начали готовиться к полномасштабным боевым действиям? Или, всё-таки, с момента самого начала подготовки к ней, когда готовящиеся стороны уже осознали неизбежность войны в будущем и стали жить, направляя все ресурсы на будущее вооружённое столкновение? А добавьте к этому субъективный фактор. Вот вы сидите в гарнизоне, ни слухом, ни духом не ведаете об идущей войне, а она прекрасно идёт себе без вас. Но вот вас сажают в транспортник и везут непонятно куда, для выполнения непонятно какого задания. Для вас война начнётся лишь тогда, когда вы сядете во флаер. Или раньше? Одним словом, глубоко философский вопрос вы ставите, Раймон. Вот лейтенант Гран полагает, что охота уже началась, и он в своём праве так считать.
– Лейтенант Гран на охоте только пьёт. Если исходить из этого, его охота точно уже началась, – вторил командиру Кларк Дерано. Его реплика вызывала новый приступ веселья. Сам же Гран не удержался, и разлил ещё по одной.
После третьей, Марьяно неожиданно спохватился.
– Раймон Ванга, вам будет первое боевое задание на нашей охоте.
– Я вас слушаю, лэр высший лейтенант.
– Возьмите вот эту стопку и отнесите её пилоту: мы про него совершенно забыли.
– Надо же, а я всё думаю, что это так трясёт! А это, оказывается, Филлип демонстрирует нам своё отношение, – подхватил мысль высшего лейтенанта Антон Шпак.
Под напутственные похлопывания по плечу Раймон отправился в кабину пилота.
Оказалось, бригадный медик был недалёк от истины, Филлип действительно выглядел очень недовольным. Зато когда лейтенант передал ему обширный стакан со слегка разведённым спиртом, пилот тут же просиял. Он опрокинул его в себя целиком, несколькими судорожными глотками опорожнив до дна: так умирающий от жажды человек набрасывается на дарующую жизнь жидкость. Пилот откинулся на спинку кресла, благодарно покивал Ванге; корабль тут же прекратил судорожные манёвры, выровнялся. Лейтенанту оставалось только покачать головой: флаер словно реагировал на настроение своего пилота.
– Не уроните нас, лэр? – спросил Раймон больше для проформы, чем реально опасаясь за свою жизнь и жизнь товарищей.
– Не трусьте, лэр штурмовик: прорвёмся! – пошутил пилот. Он весь буквально лучился благодушием.
– Дело не в трусости, Филлип. Я всегда считал, что предполётная медицинская комиссия проводится не просто так.
– Правильно, она же предполётная, а не полётная. Чего вы удивляетесь? Я же не сухопутная крыса какая-нибудь, чтобы меня тут проверяли на алкоголь; да и летают они значительно ниже, не выше километра над поверхностью. Кишка у них тонка до меня здесь добраться, лэр лейтенант.
Изрядно озадаченный словами пилота, Раймон возвращался к своим сослуживцам. В самом деле, с Филлипом не поспоришь. Пилотов не проверяют в воздухе; тем более, военных пилотов. Весь вопрос в потере должной координации. В возможной потере. Пока же Раймон наблюдал как раз обратное, а именно, улучшение координации пилота. Об этом однозначно свидетельствовала динамика полёта, вмиг ставшая плавной, филигранно мягкой, тонко рассчитанной на перевозку людей в трюме.
Собственно, весь полёт занял минут пятнадцать, всё-таки летели на тяжёлом флаере, способном развивать весьма приличную скорость. Во время посадки молодого лейтенанта ожидали новые окровения. Штурмовики начали выпрыгивать из аппара ещё до касания того с землёй; затем из разверзшегося зева, по аппарели, словно по горке, покатились бочки. Офицеры с шутками и прибаутками принялись их ловить, а спустя десяток секунд уже катили прочь от раскорячившегося на опорах флаера. Такое грубейшее нарушение всех мыслимых мер безопасности при высадке заставило волосы на голове молодого лейтенанта шевелиться, однако вскоре его взгляд зацепился за заранее подготовленные «позиции», и паника увяла, уступив место растерянности.
Позиции произвели на Раймона неизгладимое впечатление чудовищным синтезом футуристического и девственно первозданного. Язык болота в этом месте клином уходил в зелень леса; на кончике языка плескалось самое настоящее озеро, почти чистое от камышей и ряски. На берегу озера имелся аккуратный домик, который, если приглядеться, представлял собой остов какого-то флаера, намертво вкопанного в грунт. Как пояснил офицеру лейтенант Гран, у флаера было всё, что нужно для полноценного лесного домика. Раймон раз за разом окидывал взглядом окрестности, безуспешно пытаясь понять, что же имел в виду старик. Его намётанный взгляд сразу же выцепил основные параметры поверженного летательного аппарата: специальная нанотехнологичная маскировочная сеть хорошо защищала от взглядов из космоса; пара посадочных гнёзд так и ждала, пока на них закрепят тяжёлые боевые комплексы; единственное, что выбивалось из общего брутального вида аппарата, так это сваленная возле него вязанка дров, да подозрительного вида кривая труба буквой «г» с зонтиком на конце, торчащая вбок, откуда-то из системы вентиляции. Прочее убранство поляны оставляло такое же неоднозначное впечатление. Маскировочная сеть не заканчивалась на флаере, она тянулась дальше, вплоть до самой воды. Здесь, у кромки берега, стояли монументальные пластиковые кресла. Немного в стороне от «лесного домика», в удобном блиндаже, примостился невесть для чего установленный ПКСО – передвижной комплекс санитарной очистки.
