Смерть царя Ивана Грозного была выгодна многим. Не только боярину Годунову с его родичем Бельским, но и боярским партиям Романова Никиты, Шуйского Ивана, думского главы Мстиславского Ивана, а также внешним противникам царства, желающим ослабления и даже падения Москвы…
Когда Годунов и Бельский с «царского крыльца» объявили московскому народу о скоропостижной смерти царя Ивана Грозного, в толпе послышался ропот и недоумение, и тут же родились первые слухи, что «царя отравили». Причем не просто отравили неизвестные отравители, наоборот, «царю дали отраву самые ближние люди», с намеком на главу лекарей Бельского и некогда ответственного за столование кравчего-боярина Годунова.
Многие летописцы XVI и XVII веков подтвердили версию о заговоре против царя и его насильственной смерти, воистину «царю дали отраву ближние люди». По летописному свидетельству высокопоставленного дьяка Ивана Тимофеева, по прозвищу «Кол», именно Годунов и Бельский «преждевременно прекратили жизнь царя». Голландский дипломат и купец Исаак Масса уверенно описал сам процесс отравления царя, в котором шахматист Бельский положил яд в приготовленное заранее царское лекарство. Английский дипломат Джером Горсей также написал о заговоре Годунова и Бельского против царя и дополнил версию отравления ядом последующим удушением Грозного: «По-видимому, царю дали сначала яд, а затем в суматохе, поднявшейся после того, как он внезапно упал, для верности еще и придушили». Польский историк-писатель Казимир Валишевский писал: «Богдан Бельский со своими советниками извел царя Ивана Васильевича, а ныне хочет бояр побитии и хочет подыскать под царем Федором Ивановичем царства Московскому своему советнику (Годунову)». О причастности к смерти царя Годунова писал и француз Делавиль, а также коронный польский гетман Жолкевский: «Годунов лишил жизни царя Ивана, подкупив врача, который лечил Ивана, ибо дело было таково, что, если бы он его не предупредил (не опередил), то и сам был бы казнен со многими другими знатными вельможами».
Версия убийства и отравления царя Ивана Грозного оставалась всего одной из главных гипотез даже после вскрытия царских гробниц в 1963 году и обнаружения в останках царя повышенного содержания ртути и мышьяка. В новом цикле работ по исследованию останков Ивана Грозного на стыке веков и миллениумов главный археолог Кремля Т. Панова с исследователем Е. Александровской сделали новые выводы, согласно которым допустимая норма мышьяка у Ивана Грозного была превышена более чем в два раза, а ртути – в тридцать раз.
По их мнению, царь отравлялся смесью из ртути и мышьяка в течение какого-то времени. Хроническое отравление ртутью, сулемой – «жидким серебром» приводит к патологии меркуриализма, когда расшатывается нервная система, с психическим возбуждением, тревожностью, мнительностью, искажением болезненного физического облика и с выпадением волос. Многие современники царя оставили воспоминания для историков, включая Татищева и Карамзина: «В сие время он так изменился, что нельзя было узнать его: на лице изображалась мрачная свирепость, все черты исказились, взор угас, на голове и в бороде не осталось почти ни одного волоса…»
Если за «эталон» смертельной концентрации мышьяка и ртути признать 0.13 и 0.26 мг на 100 г массы соответственно, то у царя Ивана Грозного наблюдается превышение эталона по мышьяку и ртути (0.15 и 1.3), из чего можно заключить следующее. «Лекарь» Бельский, с ведома Годунова, отравляя («леча») длительное время царя ртутью, в знаковый день 18 марта 1584 года резко увеличил концентрацию мышьяка в смеси отравы, что привело к смерти царя.
Борис Годунов в день объявления народу о преждевременной кончине Грозного был необычайно мрачен и потрясен свалившимся с небес на Русское государство великим горем, которое он готов был разделить вместе со всем народом. Тогда с заплаканным, почерневшим от горя лицом он почему-то меньше всего думал о своем личном взлете с приходом в обозримой перспективе на царский престол новой династии Годуновых – по воле Русского Провидения. В слезном тумане он видел нежное личико своей полуторагодовалой дочки Ксении и лицо еще не рожденного крохотного сынишки, и внутренний голос подсказывал ему нечто таинственно-исповедальное: «Любимых детей ты обязан иметь и учить господним законам жизни, а через детей сам должен учиться по сказанному от Самого Господа Бога: „Аще не будете, яко дети, не внидете в Царствие Небесное“».
Глава 3
Чуть ли не на другой день после кончины государя по Москве пошли гулять слухи: «Богдан Бельский, что свирепей своего родича, первого опричника Малюты Скуратова, со своими советниками извел царя Ивана Васильевича, а ныне хочет вслед за царем знатных бояр побить». Основания для подобных слухов были более чем весомыми, ведь народ нового царя Федора Ивановича называл не иначе как «Блаженным», недаром хилому умом и плотью 26-летнему властителю в помощь государственного правления были поставлены пять регентов из назначенного почившим Иваном Васильевичем регентского совета, как вокруг «блаженного младенца». Ясное дело, что все регенты при «Блаженном Федоре» просто обязаны были быстро перессориться, как перессорились подобные им регенты при маленьком царевиче Иване Васильевиче и его матери Елене Глинской. Причем откровенным зачинщиком раздора выступал тот, кто считал, что сила и двор на его стороне, а таким просто обязан быть «отравитель царя» в глазах народа Богдан Бельский. Именно он, как «двойник первого опричника», его родича Малюты Скуратова, мог рассчитывать на поддержку московского двора и даже земского дворянства. На какое-то время, при молчаливом непротивлении Годунова, власть в Кремле и части Москвы перешла к Бельскому. Но земские дворяне, на которых он рассчитывал, отказались подчиняться временщику. Это не остановило Бельского, с опорой на кремлевское «дворовое» войско он попытался уговорить царя-наследника Федора Блаженного возродить опричнину, рассчитывая таким образом распустить регентский совет и править страной единолично или, на худой конец, вдвоем с Блаженным или с Годуновым.
Попытка дворцового переворота в апреле 1584 года стала первым серьезным испытанием для Годунова, настало время определяться: с кем он? против кого? или сам по себе?
Возбужденные опасными слухами, что Богдан Бельский, отравив царя Ивана Васильевича, намерен отравить и умертвить его сына-наследника Федора Ивановича и возвести на престол своего друга и советника Годунова, москвичи с «великой силой» подошли к Кремлю. Тайными виновниками запущенных слухов и «клевет», похожих на правду, москвичи считали партию князей Шуйских, а их действующими смертоносными орудиями – рязанских дворян Ляпуновых, Кикиных и других возмутителей народа. Около двадцати тысяч вооруженных людей из боярских и дворянских детей, служивых граждан и московской черни пошли на приступ кремлевских ворот, которые своевременным приказом сметливого Годунова едва-едва успели затворить перед носом бунтовщиков.
Годунову, собравшему для защиты Кремля отряд стрельцов, верные ему люди сообщили, что мятежники разгромили все лавки, овладели в Китай-городе арсеналом с тяжелыми снарядами и нацелили пушки на Флоровские ворота, чтобы несколькими выстрелами разбить их и вломиться в неприступный Кремль.
Мрачный Годунов, не теряя благородства лица с заострившимися скулами, твердым и спокойным голосом рассказал о бунте под стенами Кремля и попытался вывести из ступора Федора, застывшего с блаженной улыбкой на лице у окон и поминутно спрашивающего: «Что происходит?… Чего кричат?… Что там?… Чего они шумят, чего хотят?…»
