Отправился Дыров в Ровное царство. Дорога шла по горному лесу, и, проезжая по склону, он увидел горбатого человека, который ловил цикад на намазанную клеем палочку. И делал он это с невообразимой ловкостью.
Дыров тут же спросил у Горбуна:
– Какой вы, однако, сноровкой обладаете, уважаемый. Это какой-то особый способ?
Тот немедленно ответил:
– Да, есть определенный способ. Я в течение пяти-шести месяцев упражнялся в удержании на кончике палочки шариков и добился того, что два шарика, один на другом, держались и не падал и. Я достиг того, что они почти совсем перестали падать.
Тогда я перешел к удержанию трех шариков и дошел до такого уровня сноровки, когда падение происходило лишь один раз на десять попыток.
Когда я добился такого владения, что мог держать без падения пять шариков, то понял, что пора приступать к ловле цикад, потому что мог поймать любую цикаду.
Когда я ловлю цикад, я представляю себя деревом, и руки мои в этом состоянии становятся подобными веткам сухого дерева.
Велико воистину пространство меж Небом и Землей, и предметов в этом пространстве обитает великое множество. Но я в это время осознаю только существование крылышек цикады. Я не отворачиваюсь и не смотрю в сторону, ибо в это время я не променяю крылышко цикады на любой из множества предметов. И конечно, пребывая в таком состоянии, разве могу я не поймать любую цикаду, которую захочу поймать?
Дыров, обращаясь к своим ученикам, сказал:
– Вот как действует его воля, не рассеиваясь и не отвлекаясь от намеченной цели. Потому что он способен сосредоточить силу духа на одном предмете. Этого Горбуна можно назвать великим мастером. И это не будет преувеличением или ошибкой.
Бездонный Ликом спросил у Дырова:
– Я однажды был на переправе через Глубокий омут, и там лодочник управлялся со своей лодкой как бог. До того умело рулил. Я его спросил, как у него это получается, можно ли научиться такому мастерству? И он сказал в ответ, что, конечно, можно. Если ты умеешь хорошо плавать, то не будешь испытывать страха и беспокойства, так что у тебя все будет получаться, как нужно. А если ты к тому же еще и хорошо ныряешь, то даже если ты до этого никогда в глаза не видел лодку, все равно будешь точно знать, что тебе с ней делать. Я его попросил разъяснить мне смысл сказанного, но он в ответ мне ничего не рассказал. Осмелюсь вас спросить, учитель: объясните, что он имел в виду?
– Хороший пловец быстро овладеет этим умением, – объяснил Дыров, – потому что он способен забыть о воде. Мастер подводного плавания может и не знать, что такое лодка и как с ней управляются, но он к воде относится точно также, как если бы он стоял на твердой поверхности ровной земли. Потому и с лодкой он управляется с легкостью. Для него и омут не отличается от ровной дороги. Даже если лодка и перевернется, он в этом особой беды не видит, ибо это то же, что и повозка, которая опрокинулась на бок. Потому люди с подобными навыками могут очень быстро и легко научиться управлять лодкой. Даже если лодка переворачивается и тонет, это не нарушает его душевного спокойствия, и вереницы образов не способны смутить его ум и повлиять на принятие им решений в трудную минуту. А раз ничто не способно вывести его из состояния равновесия, то и действует он всегда слаженно и правильно.
Если человек участвует в состязании, призом за которое будет лишь кусок глиняной черепицы, он совершенно не будет волноваться за исход соревнования. Но если на кону стоят пряжки, сделанные из дорогого металла и представляющие ценность, то покой и невозмутимость сохранить будет уже значительно труднее. А если на кону стоит куча золота, тогда рассудок приходит в состояние смятения и смущения. И кажется, у соперников одинаковое умение и сноровка, но как только появляется ценность награды за старание, то успех определяется тем, сколько значения ты придаешь этим внешним влияниям. Если внешнее влияние для тебя является важным и значительным, то тем проще вывести тебя из равновесия и сделать глупым, так что ты легко проиграешь состязание.
Открывающий Поле повстречался с князем Великим Кругом. И князь Великий сказал ему:
– Я слышал, что Здравствующий в Почках хорошо знает искусство питания жизни. Мой господин, насколько мне известно, странствовал с ним вместе долгое время. Хотел бы я услышать, в чем состоят его способы и подходы.
Открывающий Поле стал скромничать и отнекиваться в ответ:
– Откуда мне знать, чему он там учит. Я у него служил, это правда, на воротах стоял, во дворе подметал метелкой с совком. Вот и все мое обучение. Нечего и рассказать.
Великий Круг продолжает приставать:
– Да будет вам скромничать, уважаемый. Уж расскажите, не томите. Очень мне нужно знать, какова суть питания жизни по Здравствующему в Почках.
– Ну ладно, – нехотя согласился Открывающий Поле. – Я слышал, что хозяин частенько говаривал одну мудрость. Но я в ней и сам ничего не понял.
– Да расскажите уж, как поняли. И за то буду вам безмерно благодарен, – настаивает Великий Круг. – Что же говорил Здравствующий?
– Он постоянно эти слова повторял по любому поводу. Говорил, что совершенный в искусстве питания жизни похож на пастуха, который гонит стадо баранов. Он их постоянно сбивает в кучу, чтобы не было отстающих. А как только отстает какой баран, он его плеточкой тут же к стаду и подгоняет, чтобы, значит, не отставал и строя не нарушал.
– Прекрасные слова, очень глубокие. Только буду вам крайне признателен, если растолкуете мне эту безграничную мудрость. А то я как-то сам не могу дойти до сути.
– Суть простая. Вот вы слышали, что в Ровном проживал Одинокий Барс. Тот постоянно в пещере обитал, а питался только водой из горного источника. Ничто мирское его не привлекало, и за ценности с другими людьми он никогда не соперничал, в споры не вступал, все молчал больше и улыбался. И в семьдесят лет сохранил цвет лица, как у новорожденного. Потом в его пещеру пришел голодный тигр, убил хозяина и сожрал за милую душу, потому что есть очень хотел. А другой известный деятель звался Напрягающим Волю. Тот вел бурную общественную жизнь, и не было в окрестностях ни одного знатного дома, где бы его не принимали как родного. А вот у него в сорок лет разыгралась какая-то лихорадка, так он в три дня сгорел от внутреннего жара.
