В сентябре 1943 года танковые дивизии США, за исключением 2-й и 3-й, были реорганизованы. Теперь танковая дивизия состояла из танкового и моторизованного полков. На три батальона танков приходилось три батальона «бронепехоты», количество танков уменьшилось до 186 «Шерманов» и 77 «Стюартов» (всего 263 машины). Артиллерия танковой дивизии была значительно усилена, до 54 105-мм самоходных гаубиц. Численность личного состава дивизии составила 10 998 человек.
Американские бронетанковых соединения приведены здесь в пример как противовес возможному возражению — дескать, в танковых дивизиях вермахта и танковых корпусах СССР меньше танков и больше мотопехоты было лишь по причине нехватки техники. Соединенные Штаты не испытывали проблем с количеством танков, но тем не менее переформировали дивизии, приведя соотношение батальонов танков и мотопехоты как 1:1. Именно потому, что такая организационная структура была более гармоничной и эффективной. В несовершенной организации танковых войск на определенном этапе их развития нет ничего плохого или постыдного. Процесс поиска «золотого сечения» был общим явлением, и в конце концов все страны пришли к сходной организации своих танковых войск.
В 1941 году в РККА процесс поиска оптимальной организации не был завершен, и механизированные соединения все еще оставались «сырыми»; соотношение между основными компонентами — танками, пехотой и артиллерией — явно не соответствовало задачам, которые ставились мехкорпусам.
Кроме того, отсутствие собственного опыта привело к неправильным выводам из опыта немецкого. По разным причинам (в первую очередь в связи с недостаточным производством танков, не удовлетворяющим потребностям вермахта) немцы применяли свои танки в самостоятельных танковых соединениях. В 1940–1941 годах советское руководство повторило немецкую ошибку — оно также отказалось от существующих отдельных танковых бригад и танковых батальонов стрелковых дивизий в пользу механизированных корпусов. Тем самым пехота лишалась танков непосредственной поддержки, о чем уже говорилось выше. В 1942–1945 годах в армии существовали организационные структуры, которые помогали пехоте в боях тактического значения и пробивали вместе с пехотой дорогу для ввода в прорыв крупных механизированных соединений. Это были отдельные танковые бригады (1038 человек, 53 танка), танковые полки (339 человек, 39 танков) для непосредственной поддержки пехоты
[177]. Появились и отдельные танковые полки прорыва РГК в составе 21 танка КВ.
Кроме того, видовое разнообразие танковых частей позволяло наиболее полно использовать возможности техники. Сравнительно медлительные, но толстобронные танки КВ в тяжелых полках прорыва РГК применялись более эффективно, чем в смешанных подразделениях, где КВ отставали на марше и тяжесть первого боя выносили Т-34. А в танковой дивизии 1941 года только по штату было пять типов танков (тяжелые КВ, средние Т-34, легкие БТ, Т-26 и химические танки), а фактически дивизии имели на вооружении практически весь спектр бронетанковой техники, выпущенной в Советском Союзе в 30-е годы. Таким образом, получались комбинации, мешающие эффективно использовать танковые соединения. Например, в 12-м механизированном корпусе 23-я танковая дивизия была вооружена танками Т-26, а 28-я танковая дивизия — машинами БТ-7. Подвижность соединений одного и того же корпуса оказалась различной, поэтому эффективность совместных действии двух дивизий представляется сомнительной. Такие же ситуации возникали и в других корпусах — например, в 7-м (14-я тд на БТ, 18-я тд — на Т-26) и 19-м (40-я тд на Т-37, 43-я — на Т-26). Новые танки порой только добавляли проблем и разнобоя. Так, командир 41-й танковой дивизии в своем отчете о боевых действиях жаловался на то, что танки КВ (в данном случае — КВ-2) с их маршевой скоростью 5 км/ч отставали даже от относительно медленных Т-26.
Мировая практика также поощряла видовое разнообразие. В Англии были отдельные бронетанковые бригады из трех танковых полков, всего 260 танков. Эти бригады использовались для действий совместно с пехотными дивизиями. На вооружение дивизий поступали более быстроходные «крейсерские» танки, а бригады оснащались неспешными, но хорошо защищенными, «пехотными» танками. Например, в сражении при Эль Аламейне в 23-й бронетанковой бригаде, которая должна была поддерживать пехоту 8-й британской армии, имелось 186 танков «Валентайн», а в 7-й бронетанковой дивизии были крейсерские «Крусейдеры», американские «Гранты» и «Стюарты». Баланс между самостоятельными соединениями и танками непосредственной поддержки в Великобритании характеризуется числом танковых дивизий и отдельных бригад — в ходе войны было сформировано 11 бронетанковых дивизий и 30 бронетанковых бригад. В США, помимо 16 бронетанковых дивизий, насчитывалось 55 отдельных танковых батальонов по 72 танка — тоже предназначенных для совместных действий с пехотой.
Таким образом, уничтожив видовое разнообразие в организации танковых войск, советское командование ослабило возможности своих танков и снизило их эффективность. В сражениях июня 1941-го в одном месте КВ атаковали без пехоты и несли напрасные потери, в другом месте атакующей советской пехоте не хватало поддержки танков.
Несовершенство организационной структуры не позволяло эффективно применять даже танки КВ и Т-34. Танки новых типов, атакуя оборону противника без взаимодействия с артиллерией, оказывались под ударом тяжелых корпусных орудий и зенитных пушек немцев. Отсутствие пехоты в достаточном количестве не позволяло эффективно занимать и удерживать местность. Отсутствие инженерного обеспечения делало танки беспомощными даже перед простейшими природными и искусственными препятствиями.
Еще в более невыгодных условиях оказывались части, вооруженные легкими танками БТ и Т-26. Командир 37-й танковой дивизии писал: «В этих же условиях противнику было сравнительно легко и малыми силами организовывать противотанковую оборону, особенно против танков БТ-7».
В аналогичных условиях оказались немецкие «Пантеры» под Курском. Они были брошены в бой без достаточной инженерной, артиллерийской и пехотной поддержки и понесли тяжелые потери уже в первые дни наступления на южном фасе Курской дуги. Из 196 введенных в бой танков потери в первые же дни наступления составили 127 штук.
Второй причиной неудачных действий механизированных корпусов являлась неотмобилизованность армии. РККА встретила войну, будучи армией мирного времени, и многие танковые соединения вступили в бой не укомплектованными автотранспортом и средствами тяги артиллерии по штатам военного времени. Автомашины ГАЗ и ЗИС, тракторы должны были поступить в течение нескольких дней после объявления мобилизации из народного хозяйства. Механизированные корпуса приграничных армий были лишены возможности дожидаться эшелонов с грузовиками, поэтому они вступили в бой как есть — с мотострелковыми полками, передвигающимися пешим ходом. Это превращало формально механизированные соединения в танки, не поддержанные пехотой (нечем перевозить) и артиллерией (нечем буксировать).
Результатом такой ситуации стали неоправданно большие потери танков в атаках без взаимодействия с мотострелками и артиллерией. Даже хорошо укомплектованные новыми танками дивизии оказывались беспомощными перед лицом противотанковой обороны немцев. Командир 32-й танковой дивизии (222 танка Т-34 и КВ) полковник Е. Г. Пушкин писал: «Следующим моментом неправильного использования дивизии нужно считать постановку задачи дивизии на атаку сильного противотанкового района противника (6 км севернее Яворов) и на неблагоприятной местности (р. Якша, заболоченные долины в районе Язув Старый), без поддержки артиллерии и без взаимодействия с пехотой». 32-й артполк в первые дни войны из-за нехватки тракторов перебрасывал свои орудия двумя рейсами. В 37-й танковой дивизии мотострелковый полк находился в 150 км от дивизии и не имел средств передвижения, а артиллерийский полк на свои 16 122-мм и 152-мм орудий имел всего 5 тракторов. 41-я танковая дивизия имела 16 орудий крупных калибров и лишь 15 тракторов
[178].
