— Ладно, — кивнул обиженный Манучар, — не нужно издеваться,
да. Я тебя задеваю?
— Только не обижайся, я говорю для твоего блага. Пойдем
дальше. Ревазу было двадцать семь. Сколько было его дяде Гиви?
— Сорок три. У него было больное сердце.
— Он жил в доме Давида?
— Да, а откуда ты знаешь?
— Вопросы потом. Ты когда-нибудь приезжал сюда, в Москву, с
Ревазом?
— Да, несколько раз.
— У него были здесь знакомые девушки?
— Вах! Конечно, были. Дурацкий вопрос задаешь, генацвале.
Чтобы у богатого грузина в Москве не было знакомых девушек, — явно брал реванш
обрадованный Манучар, — не понимаешь, да? Все девушки города его любили и
ждали.
— Все девушки города меня мало интересуют. У него была одна,
с которой он встречался чаще других, любил сильнее?
— Не знаю. Нина была, Тамара, Света… Не знаю, дорогой. Всех
любил, тратил на них большие деньги. Свете шубу подарил норковую.
— Ты знаешь адрес этой Светы?
— Точно не знаю, но дом помню.
— Сможешь найти?
— Думаю, да.
Манучар поискал глазами стакан. Открыл бутылку боржоми,
принесенную с собой, налил воды, выпил.
— Может, спустимся пообедаем, хотя уже время ужинать.
— Позже. Давай работать. Нам платят деньги за работу.
— А что я, против? Конечно, давай работать.
— Вспомни, кто еще был у Реваза? Может быть, какая-нибудь
девушка или женщина, с которой ему запрещали встречаться?
— Кто запрещал? Вах, — даже подпрыгнул Манучар, — ты нашего
Реваза не знал. Разве ему можно что-нибудь запретить, да? Он дикий был,
нервный, сразу в драку бросался.
— А если отец не разрешал?
— Отец его любил и делал все, что он захочет.
— Тем не менее он зачем-то взял паспорт своего умершего дяди
и зарегистрировался под его фамилией в отеле. Рано утром, когда ребята еще
спали. И с ним была женщина. Вот ее фамилия — Коновалова. Лариса Коновалова. Ты
знал такую подругу Реваза?
— Первый раз слышу. Какая Лариса? Хотя нет, была одна
Лариса. Но ей было лет сорок, и она любила друзей Реваза, а не его самого.
Других Ларис я не знаю.
— Как это — любила друзей? Спала с ними, что ли?
— Какой непонятливый! Конечно, спала. Нет, в люльки играла!
Проститутка, да.
— Нет, на наш вариант не подходит. Здесь есть ее номер
паспорта. Нужно будет встретиться с Арчилом, пусть поможет нам установить,
когда и кем выдан этот паспорт на имя Коноваловой. Хотя, судя по номеру, это
заграничный паспорт. И дядин паспорт тоже заграничный. Он что, был дипломатом?
Почему у него дипломатический номер паспорта?
— Ай, дорогой, ничего ты не понимаешь! — с чувством
понятного превосходства ответил Манучар. — Кем был Гиви Пхаладзе? Братом жены
самого Давида Гогия. Знаешь, кто такой Давид? В Грузии еще три человека таких,
как он. Шеварднадзе, Китовани и сам Иоселиани. И еще Давид Гогия. А ты
спрашиваешь, был дипломатом или не был? Да он получил дипломатический паспорт
раньше, чем министр иностранных дел Грузии. Понимаешь?
— Эту лирику мне трудно понять, но постараюсь. Давид тоже
вор в законе?
— Он первый. Самый настоящий. А его брат Арчил — первый
здесь, в Москве. Он все может — все что захочешь.
— А Реваза найти не сумел. Или не захотел?
— Думай, что говоришь. Арчил и Давид родные братья. Они все
равно найдут Реваза. И, если мальчика кто-нибудь тронул, вся семья этого
несчастного будет проклинать тот день, до последнего человека.
— Как я не люблю ваш воровской жаргон! — поморщился Дронго.
— Всю жизнь не любил вашей «малины». Нашли чем гордиться. Ладно, давай дальше
работать. Значит, у Гиви мог быть дипломатический паспорт?
— Точно был, — твердо заявил Манучар. — Слушай, пойдем
поужинаем, а? Голова болит страшно.
— Сейчас пойдем. Последний вопрос. Реваз не был женат —
может, его хотели женить в Грузии, точно не знаешь?
— Конечно, хотели. Но насильно — никогда. Разве можно
грузина заставить жениться? Ни за что! — гордо заявил Манучар.
— Все, идем обедать. Сейчас ты начнешь рассуждать о менталитете
грузинского народа, а этого я уже не вынесу.
— Обижаешь, да, — вскочил Манучар, — весь народ обижаешь,
да?
— Дурак ты, — спокойно ответил Дронго. — Я вырос на Кавказе.
Среди моих друзей были грузины, армяне, азербайджанцы, русские, евреи, татары,
лезгины. Разве я могу сказать что-то плохое в адрес твоего народа? Тебе сколько
лет?
— Двадцать девять.
— Тебя еще не было на свете, когда я впервые увидел Тбилиси.
И полюбил этот город на всю жизнь. Отец любил возить меня туда. А ты говоришь —
обижаешь. Пошли ужинать.
За ужином Манучар, выпив триста граммов водки, немного
развеселился, глядя на танцующие пары. Дронго, не любивший водку и почти не
употреблявший спиртного, только пригубил свою рюмку. Через час, когда они
поднимались в свои номера, Манучар сказал немного заплетающимся языком:
— Я должен провожать вас до самых дверей. У вас седьмой
этаж, у меня пятый. Я поеду с вами.
— В следующий раз. Тоже мне спортсмен, пьянеешь от трехсот
граммов, — покачал головой Дронго, выталкивая Манучара из лифта.
Он поднялся на свой этаж и, взяв ключи, прошел в свой номер.
Открыл дверь и вошел внутрь. В кресле уже сидел пожилой господин лет
пятидесяти. Худое запоминающееся лицо, быстрый цепкий взгляд, красивые руки. Он
был слишком похож на Давида, чтобы можно было ошибиться.
— Здравствуйте, Арчил, — спокойно сказал Дронго, проходя и
усаживаясь на кровать.
— Ты меня знаешь? — удивился Арчил.
— Меня послал в Москву Давид, — просто ответил Дронго, —
чтобы я помог с розысками его сына и вашего племянника.
— Ага, теперь понятно, — кивнул Арчил, — ты тот самый
профессионал, про которого нам говорили наши друзья в разведке. Кажется,
Дронго, правильно?
— Вашим друзьям я оторву головы, чтобы они больше ничего не
говорили, — добродушно произнес Дронго. — Тоже мне разведчики.
— Они друзья, а чего не сделаешь ради друга. Ты сегодня был
в «Савое», — метнул на него быстрый взгляд Арчил. — Все знаю, дорогой. Мне уже
рассказали. Все знают: я тоже ищу Реваза. Если что утаят — умрут страшной
смертью. А умирать никто не хочет. Зачем тебе списки гостей? Мы проверили всех,
кто был на одном этаже с Ревазом.
