Арчил, которого он заранее предупредил, сидел спокойно, но
Манучар, услышав такую весть, даже вскочил от стыда и гнева, но, повинуясь
указательному пальцу Арчила, снова опустился на стул, весь красный от
возмущения.
— В тот день его смотрели врачи. Даже при всем желании он не
мог провести с вами ночь. Значит, вы врали. А это нехорошо.
Лика побледнела, облизывая пересохшие губы. Тамара все еще
держалась.
— Арчил, — обратилась она к дяде Реваза, — ну что он
говорит? Ты же меня знаешь, Арчил.
Тот сидел спокойно, глядя ей прямо в глаза. Она не выдержала
этого страшного взгляда.
— Я же знала, что он твой племянник, — укоризненно сказала
она, отворачиваясь.
— Тамара, у нас мало времени. Я понимаю благородные мотивы
ваших поступков, — бросил спасательный круг девушкам Дронго, — вам не хотелось
говорить отцу и дяде, что молодой человек, заплативший вам деньги, даже не спал
с вами. Но мне важно услышать это из ваших уст. Лика, расскажите вы, как было
на самом деле.
Тамара резко обернулась к подруге.
— Мы… мы… — Девушка разрыдалась, ничего более не сказав.
— Кончайте комедию, — с вызовом и отчаянной храбростью
произнесла Тамара. — Парня жалели, верно говорите. В общем, не было у нас
ничего. Ничего такого.
— Ах ты… — Арчил громко произнес грузинское ругательство, но
остался сидеть в кресле.
— Для вас старалась, — почувствовав неладное, произнесла
Тамара, — чтобы не позорить вашего Реваза.
— Это потом, — остановил ее Дронго. — Как все было,
расскажите подробнее.
— Как обычно. Поднялись в номер, выпили шампанского. Мы
стали раздеваться, а тут он говорит, что ему пока не хочется. Предложил еще
выпить. Так и пили до трех ночи. А потом пошли спать. — Все вместе?
— Ну… вообще-то нет. Он заснул на диване, а мы — на его
кровати.
— Вы обе спали? — строго спросил Дронго.
— Да, вместе.
— Я спрашиваю, вы спали в смысле не любовном, а
физиологическом.
— Почему в любовном? — обиделась Тамара. — Мы же не
лесбиянки какие-нибудь. Просто спали.
— Вы не слышали, Реваз ночью никуда не уходил?
— А куда он мог уйти? — удивилась Тамара.
— Вопросы будете задавать потом, сначала отвечайте на мои
вопросы.
— Я ничего не слышала. Спала как убитая. Только в восемь
утра проснулась: голова болела страшно.
— Вы сказали только что, что пили до трех. В каком часу
точно вы заснули? Это очень важно, постарайтесь вспомнить.
— Может, в час ночи. Я вообще сказала «до трех». Может,
половина второго была. Я на часы не смотрела.
— Лика, а вы? — обратился к другой девушке Дронго.
— Пятнадцать минут второго было, — уверенно сказала девушка.
— Я всегда снимаю часы перед сном.
— А почему вы так крепко спали?
— Не знаю. Шампанское крепкое было. Какое-то французское. —
Лика еще не разучилась краснеть. Дронго было даже жаль эту несчастную, памятуя
о том, какая жизнь ей еще предстояла.
— Вы тоже крепко спали, Тамара?
— Честно говоря, да.
— И ничего не слышали?
— По-моему, Реваз один раз встал, прошел в ванную комнату, —
неуверенно сказала Тамара, — но потом ничего не помню. Сразу вырубилась.
— Шампанское он открывал при вас?
— Нет, — удивилась Тамара, — он каждый раз уносил бутылку в
ванную комнату, чтобы не залить ковер. Откуда вы знаете?
— Догадался. — Дронго встал. — Спасибо вам большое. Вы
молодцы, девушки, — так оберегаете честь своего клиента. — Последние слова он
говорил, чтобы успокоить обеих проституток и уменьшить гнев Арчила.
Девушек пошел провожать Манучар.
Арчил долго не мог прийти в себя.
— Шалавы! — гневно кричал он. — А мы так бортанулись с ними.
На твоей исповеди они все выложили как миленькие. А мы, козлы, ничего не умеем
делать. Слушай, поступай ко мне на работу консультантом. Сколько хочешь буду
платить.
— Интересное предложение. — Дронго встал, разминая затекшие
руки.
— Не хочешь — не надо. Найду кого-нибудь из ваших офицеров.
Их сейчас полно безработных ходит. Здорово ты работаешь! Нет, правда, так этих
лакшовок расколол за минуту.
— Просто я сопоставил некоторые факты. Теперь нам уже ясно,
что эти особы Ревазу нужны были для алиби. Куда он мог пойти той ночью, как ты
думаешь?
— Не знаю. Если бы что-нибудь серьезное, сказал бы мне.
Почему сам пошел? — покачал головой Арчил. — Ничего не понимаю.
— Когда от вас уволилась Коновалова?
— Месяцев шесть-семь назад. Завтра приедет ее бывший
начальник.
— А где она работала потом?
— В соседнем банке. Видимо, наш Кольчужкин к ней приставал,
старый черт. Вот она и перешла туда. Я узнавал: там она тоже работала
секретаршей.
— Какой банк?
— Какое это имеет значение?
— Какой банк? — снова спросил Дронго.
Арчил назвал.
— Это, по-моему, самый крупный банк Москвы? — спросил
Дронго. — И я даже слышал, что любимый банк городских властей. Все время пишут,
что его контролирует мафия.
— Наше какое дело, — уклончиво ответил Арчил, — банк как
банк. Работают люди. Лариса работала там не президентом, а секретаршей. Что она
могла решать? Это к нашему делу не относится.
— А если она что-то узнала, после чего нужно было срочно
вмешаться Ревазу? Такое возможно?
— Не знаю, — почему-то начал злиться Арчил, — я не люблю
говорить про этот банк. Не вмешиваюсь в чужие дела.
— Понятно. Но теперь придется вмешаться. Нам важно
установить, куда исчезла Коновалова, а с ней и твой племянник, Арчил. Другого
выхода нет.
Арчил побагровел, отвернулся, но ничего не сказал.
— Это действительно нужно? — наконец произнес он.
— Необходимо, — жестко отрезал Дронго.
— Понимаешь, дорогой, у каждого своя сфера, своя специфика.
Мое дело — автомобили, наркотики, экспорт-импорт. Их дело — строительство,
продажа оружия, финансирование газет, журналов, партий. Нельзя вмешиваться в
дела друг друга. Иначе будет общий беспредел. А это очень нехорошо.
— У нас нет другого выхода. Исчезновение Коноваловой может
быть напрямую связано с ее работой в этом банке. Я не говорю, что их
руководителей нужно привозить сюда, как этих девушек, но проверить все
обязательно нужно.
