— Конечно. Иначе для чего вы меня вызывали? Я сорок лет
провел на этой работе. Я пришел в наше учреждение тогда, когда вас еще не было
на свете. И, уверяю вас, за эти годы я кое-чему научился. Все это суета. Итак,
как вы меня будете убивать?
Полковник вздрогнул, посмотрев на старика, как на
сумасшедшего.
— С чего вы решили? — заикаясь, спросил он.
— Догадываюсь. Мавр сделал свое дело… — Он посмотрел на свои
руки. — Вот этими руками, полковник, я убил столько людей, сколько вам лет. И
самого лучшего друга тоже убил. Нет, я не чудовище, я профессиональный убийца.
Просто работа есть работа, и ее нужно выполнять аккуратно и профессионально.
Таким было мое правило на протяжении всей жизни. Это в последние
десять-пятнадцать лет все вы размякли и стали добренькими, а при мне такого
быть не могло.
— Они приняли решение, — тихо произнес полковник. — Мы
советовались с психоаналитиками.
— Понимаю. Они подсказали вам мой психотип. Конечно, я
совсем забыл. Вам нужно было узнать, буду ли я сопротивляться, или постараюсь
избежать с вами встречи. Хотя по тем молодым людям, сидящим в «БМВ», я понимаю,
что избежать с вами встречи было невозможно. Я прав?
Полковник кивнул, уже не пытаясь что-либо ответить.
Он достал из кармана небольшой пакетик, передал его старику.
Тот был немного разочарован.
— Белый порошок, — сказал он мрачно. — Впрочем, все
правильно. От чего еще я могу умереть, если не от сердечного приступа. В
моем-то возрасте. Этого я не учел.
— Простите, что не учли? Я не понял, — спросил его полковник.
— Нет, ничего. Это я по-стариковски просто думаю вслух.
Спасибо вам.
— За что? — изумился полковник. В его взгляде было невольное
уважение к этому смертнику, так красиво державшемуся.
— За все. За мою жизнь, за мою работу. Вы наполнили мои
последние дни смыслом, подарили уже окончательно рухнувшую надежду, заставили
вспомнить молодость. Что может быть лучше этого?
Старик тяжело встал.
— Не провожайте меня. И уберите ваших церберов. Они мне ни к
чему. Я не собираюсь скрываться.
— Мы знаем, — кивнул полковник.
— Прощайте. — Старик повернулся, тяжело зашагал по дорожке.
Полковник долго смотрел ему вслед. В конце аллеи трое
молодых ребят, расположившись со своими скрипками, играли вальс Штрауса. Старик
подошел к ним ближе, выгребая все деньги из кармана.
— Что сыграть, дедуня? — спросил его один из подростков.
— Гимн Советского Союза, — попросил старик.
Ребята переглянулись, пожали плечами, заулыбались.
— Давай Гимн.
Полковник смотрел, как выпрямивший спину старик слушал Гимн последний
раз в своей жизни.
Он еще раз отметил, как мужественно держится этот старик. И
невольно подумал, сумеет ли он сам так достойно уйти. Ответ на этот вопрос он
получил уже через два часа в подъезде своего дома. Его застрелили пятью
выстрелами в упор, не дав даже осознать происходящего. Его психоаналитики
советовали сделать это быстро и без лишних разговоров. Что и было сделано.
Глава 2
Невыносимо болела голова. С раннего утра у него было плохое
настроение. Сначала пришло сообщение о провале Беркута. Они возлагали такие
большие надежды на этого агента. Затем неудача в Минске, когда посланный туда
«ликвидатор» выпустил в жертву пять патронов, но агент, вопреки любой логике,
остался жив. Правда, это была вина и «ликвидатора»: по правилам он должен был
сделать контрольный выстрел в голову или в сердце, но, видимо, увидев залитое
кровью лицо жертвы, успокоился. А тому пуля просто поцарапала кожу. Теперь
предстоял неприятный разговор с самим директором Службы внешней разведки. Тот
никогда не прощал подобных неудач.
Генерал Лукошин работал в разведке уже тридцать лет и хорошо
знал степень допустимых провалов, после которых руководителя нужно либо менять,
либо убирать. Сегодня, вызвав одного из самых лучших агентов в истории своей
службы, он надеялся поправить положение. Дверь бесшумно открылась, и на пороге
возник секретарь, молодой капитан лет тридцати:
— Прибыл по вашему указанию полковник Рокотов.
— Пусть войдет.
Полковнику было уже много лет, очень много. Он начинал еще в
те времена, когда название их учреждения вызывало панический страх, ибо
всевластие органов было безграничным. Пять лет назад ушедший на пенсию
полковник продолжал оставаться негласным советником службы, иногда давая
исключительно ценные советы. Правда, справедливости ради стоило признать, что
иногда он совершенно не учитывал реалии сегодняшней жизни и просто предлагал
фантастические проекты, за решение которых никто не взялся бы в середине девяностых
годов.
— Как вы себя чувствуете, Матвей Николаевич? — серьезно
спросил генерал.
— Сейчас лучше, спасибо. Так, сердце немного побаливало.
— В вашем возрасте вы выглядите великолепно. — Немного
лирики генерал еще мог себе позволить. — Дай Бог и мне дожить до вашего.
— Это не всегда счастье, — махнул рукой старик.
— Да, — серьезно подтвердил генерал, — понимаю.
Он помолчал немного и уже затем начал:
— У нас проблемы, дорогой Матвей Николаевич.
Старик кивнул головой.
— Я уже догадался, — спокойно ответил он.
— В Минске наш «ликвидатор» не сумел нормально выполнить
задание. Он только ранил намеченного объекта, и тот сейчас в больнице. Мы
предполагаем, что он выживет. А если выживет, то может заговорить. Нам пока не
хотелось бы принимать никаких экстренных мер: все-таки Белоруссия — не Литва и
не Польша. Но и сидеть сложа руки мы не имеем права. Повторная попытка
ликвидации может вызвать к объекту повышенный интерес, а нам очень хотелось бы
избежать ненужной огласки. Вы понимаете?
— Что с «ликвидатором»? — спросил, подняв тяжелые глаза,
Матвей Николаевич.
— Он отозван в резерв, — немного смущенно пояснил генерал.
— Ах, мать вашу! — разозлился старик. — Его нужно было
кончать еще там, в Минске. Такие вещи нельзя прощать. Это его профессия, и он с
ней не справляется. Значит, профессионально негодный мусор. А что делают с
мусором? — жестко спросил он. — Отправляют на переработку, — зло добавил
старик. — А вы еще говорите: проблемы.
— Мы уже думали над этой проблемой. Просто я должен был
получить согласие директора.
— Так нельзя работать. Это закон всякой спецслужбы.
Оступившегося убирают. Иначе нельзя, может потянуться вся цепочка.
