Они уже вышли на уровень первого этажа.
Выстрелы разнеслись по всему зданию, и офицеры ГРУ,
прибывшие забрать пленников, выхватили оружие. По всему зданию началась суета.
Дронго заметил в окно стоявший микроавтобус. Около него никого не было,
водитель бросился за остальными, надеясь принять участие в захватывающей
погоне.
— Быстро! — приказал Дронго.
Они вылезли в окно, ползком пробрались к микроавтобусу.
Дронго сел за руль. Манучар вполз сзади.
— Держись крепче, — попросил Дронго, — я очень плохо вожу
автомобили.
От сильного удара ворота разлетелись, и машина выехала на
улицу. По двору уже бежали люди, стрелявшие им вслед.
Дронго знал, что автомобильные гонки не его стихия. И знал,
как нужно действовать в подобных ситуациях. Здесь следовало не поддаваться
общему ажиотажу, общей суматохе. Он резко свернул в переулок и затормозил.
Рядом стоял какой-то «Москвич» с открытыми дверями. Видимо,
водитель на минуту зашел погреться в кафе, расположенное напротив. «Москвич»
был старенький, и водитель не думал всерьез о его угоне.
— В этот автомобиль, быстрее! — приказал Дронго.
— С ума сошел! — не понял Манучар, только успевший
устроиться на сиденье.
— Делай, как я говорю! — почти крикнул Дронго.
Они перебрались в «Москвич», Манучар сел на заднее сиденье.
Дронго завел машину и поехал… в сторону «базы».
— Куда? — закричал испуганный Манучар, решивший, что его
товарищ потерял голову.
— Пригнись и молчи. — Дронго вел машину на скорости не более
тридцати километров в час.
Навстречу им буквально вылетели автомобили «базы». Ни в
одной из них не обратили внимания на старый едва ползущий «Москвич».
Психологическая атака Дронго полностью удалась. В общей горячке никто не мог
даже представить себе, что едущий в сторону «базы» старенький помятый «Москвич»
и есть автомобиль с бежавшими узниками.
Они проехали еще несколько километров.
— Выходи из автомобиля, — снова приказал Дронго.
Манучар, уже понявший, что его старший товарищ знает, что
делать, молча повиновался. Дронго загнал «Москвич» в какой-то сарай, вновь
проломив ворота. Слышались крики женщин, громкий лай собак. Здесь были в
основном старые дома.
Мимо шел рейсовый автобус, выполнявший маршрут в центр
города.
— В автобус! — крикнул Дронго.
Конечно, в автобусе обратили внимание на грязную,
окровавленную одежду Манучара. Но никто не задал лишних вопросов. Их больше не
задавали в Москве, ставшей центром всемирной мафии. Не доезжая до центра, они
сошли, поймали частника, попросив довезти их до отеля «Марко Поло». Манучар сел
сзади, а Дронго — рядом с водителем, и тот не мог видеть избитого пассажира. У
самого отеля они вышли. Дронго отдал шоферу чудом сохранившиеся десять
долларов.
— Жди в том подъезде, — показал он Манучару.
Ни Юрков, ни его люди не знали истинного имени Дронго.
Русакову он предъявлял паспорт Манучара, а второй раз, идя в банк, вообще не
взял с собой никаких документов.
Теперь, войдя в отель, он попросил ключ, поднялся к себе в
номер, переоделся и вновь спустился вниз. На его счастье, работали некоторые магазины.
Зайдя в первый попавшийся, он купил широкий плащ. Позднее, рассматривая его, он
понял, что купил женский плащ.
Но этот женский плащ помог Манучару пройти в гостиницу
незамеченным. Правда, портье заметил, что плащ был женский, а его обладатель —
усатый мужчина. Но в последнее время гомосексуализм активно входил в моду, и
портье ничему не удивился. А может, его внимание отвлекла стодолларовая
бумажка, забытая Дронго на стойке.
Глава 20
Сенсационное сообщение из Минска передавали не только каналы
российского телевидения. Об этом сообщили и зарубежные средства массовой
информации. Си-эн-эн передало репортаж из столицы Белоруссии. По версии
телекомментаторов получилась следующая картина. Костюковский вошел в приемную,
застрелил секретаря, затем прошел в кабинет и убил прокурора республики, после
чего застрелился сам. О мотивах не сообщалось. Показали даже гневно
возмущавшегося Лукашенко, твердо обещавшего разобраться во всем случившемся.
Колчин слушал этот репортаж несколько раз, вспоминая, как
они с Игорем делили одну комнату в студенческом общежитии, как отдыхали вместе
с женами на Алтае. Решил позвонить сейчас же.
— Минск, пожалуйста, — попросил он оператора внутренней
связи.
В доме Костюковского долго не снимали трубку. Он уже
отчаялся, когда наконец услышал голос Лены, дочери Игоря:
— Слушаю вас.
— Леночка, — закричал Колчин, — это я, Федор Алексеевич! Все
это неправда. Слышишь, неправда! Твой отец никого не убивал. Все это подстроено.
Я сегодня прилечу в Минск, ждите меня. Ваш папа честный человек.
— Хорошо, — ответила измученная девушка. Обрушившееся на
семью несчастье так потрясло ее, что она потеряла способность связно излагать
мысли.
Колчин представил себе, сколько корреспондентов и
комментаторов теперь осаждают дом Костюковского в надежде на интервью, и
содрогнулся. Снова зазвонил телефон. Он поднял трубку.
— Какой ужас! — сказала ему жена. — Как мог Игорь пойти на
такое!
— Дура! — закричал на весь кабинет Колчин. — Это сделал не
Игорь, его подставили!
Жена, обидевшись, повесила трубку. Раздался еще один звонок.
— Слушаю! — закричал он с каким-то ожесточением.
— Федор Алексеевич… — Он хорошо знал этот ненавистный голос
Фогельсона.
— Идите к черту, — сказал Колчин и повесил трубку. Достал
оружие, проверил обойму, убрал бумаги со стола и вышел из кабинета.
У Нефедова в приемной было два сотрудника. Он попросил
секретаря доложить генералу.
Девушка, уже слышавшая новости из Белоруссии и знавшая, что
погибший был другом Колчина, испуганно кивнула головой и скрылась в кабинете.
Через несколько секунд оттуда торопливо вышли два
сотрудника, не глядя на Колчина, поздоровались, и только затем вышедшая девушка
разрешила ему войти.
Нефедов что-то писал в своем блокноте. Не поднимая головы,
он пригласил Колчина за свой стол.
— Слушаю тебя, — сказал он, по-прежнему не поднимая головы.
— Прошу разрешения выехать в Минск на похороны товарища, —
как можно тверже попытался сказать Колчин. Нефедов наконец поднял глаза.
— Похорон пока не будет. Ведется следствие, — тихо сказал
он.
