— Это подставка, товарищ генерал, все подстроено.
Костюковский не мог убить прокурора. Я знаю его много лет, могу поручиться за
это. Вернее, мог бы, — горько добавил Колчин.
— В любом случае похорон пока не будет. — Нефедов снова
начал чертить что-то в своем блокноте.
— Товарищ генерал, эти убийства связаны с моим уголовным
делом. Все это звенья одной цепи — ликвидация Иванченко в Минске, Бахтамова в
Москве, убийство Крымова, наконец, эта трагедия в Минске. Разрешите мне
допросить по делу полковника Фогельсона.
— Не разрешаю, — очень спокойно сказал Нефедов, — у вас нет
никаких оснований.
Колчин опустил голову. У него действительно не было никаких
аргументов, кроме эмоций. А их нельзя было рассматривать в качестве
доказательств.
— Тогда мне остается взять пистолет и попытаться убить
кого-нибудь, — невесело заключил он.
— Это вы всегда успеете. — Нефедов встал из-за стола, жестом
пригласил Колчина за собой в комнату отдыха.
Только включив на полную мощность радио и проверив работу
скэллера, исключавшего возможность работы записывающих устройств, Нефедов
обратился к своему следователю.
— Ты был прав, — тихо сказал он. — Сегодня звонил Генрих
Густавович из Минска. Иванченко действительно убили, дав ему лекарство,
разработанное в лаборатории наших разведчиков. Мы уже договорились с моим
коллегой из Минска, что они будут охранять старика. Жалко, если и Шварца
попытается кто-нибудь убить, — подмигнул он.
Колчин все понял.
— Спасибо, товарищ генерал.
— Нужно выяснить, что за всем этим стоит, — продолжал
Нефедов, — но очень осторожно. Понимаешь, не нравится мне эта активность
Миронова и других. Может так получиться, что ничем тебе помочь не смогу.
— Я знаю, — серьезно произнес Колчин.
— И еще. Только для тебя. Кроме Фогельсона, на работу в
последнее время был принят подполковник Скребнев. Никуда он не уезжал. Видимо,
его убрали, как и остальных. Или спрятали. Но это не Крымов, я узнавал.
— Тогда почему убрали Крымова?
— Это уже задача для тебя. Ты и думай. Мы сделали фоторобот
предполагаемого убийцы, но, думаю, его не найдем. Слишком четко и быстро все
было сделано.
Нефедов кивнул, и они вышли из комнаты.
— В общем, товарищ подполковник, проявите благоразумие, —
громко произнес Нефедов, — понимание ситуации. В связи с тем, что вчера был
убит еще один сотрудник группы «Рай» подполковник Крымов, я думаю, будет
правильно, если вы возьмете на себя расследование и этого дела. В милиции обо
всем знают. Можете поехать туда и взять их протоколы. В конце концов, убитый
был нашим сотрудником.
— Слушаюсь. — Колчин выходил от генерала в хорошем
настроении. Правда, сердце все равно болело за Игоря. И за его семью. Но он
понимал: Нефедов прав, выезжать сейчас в Минск было не просто опасно, но и
глупо. Это никак не могло помочь расследованию убийства прокурора республики,
но осложнило бы его собственное положение и косвенно могло подтвердить вину
убитого Костюковского. В Минске была возможность любой провокации, а его свидание
с семьей погибшего могло создать некоторую непосредственную угрозу и для нее.
И все равно он чувствовал себя подлецом, предающим память
своего друга. Он понимал, как его семье нужна именно в эти минуты поддержка,
доброе слово друга. И от бессилия готов был бросить все и ехать в Минск
немедленно. Но это было невозможно, и Колчин осознавал это.
Когда он уже выходил из кабинета, собираясь отправиться в
милицию за материалами дела об убийстве Крымова, снова раздался звонок
городского телефона. Подумав немного, он поднял трубку. Это была жена.
— Ты извини меня, — печально сказала она. — Услышала по
телевизору сообщение об Игоре и совсем потеряла голову. Конечно, он не мог
этого сделать. Просто я не сразу все поняла.
— Ладно, — перевел дыхание Колчин, — хорошо хоть теперь
поняла. Спасибо.
— Ты сегодня-то хоть придешь?
— Приду. Рубашку нужно поменять. Да и душ принять
необходимо.
— Что тебе приготовить? Пельмени?
Это было любимым блюдом Колчина. Он улыбнулся впервые за это
утро.
— Что хочешь. Спасибо тебе.
— Федор, — позвала жена.
— Да, — насторожился Колчин.
— Эти убийства в Минске как-то касаются и тебя?
Он хотел ее успокоить, сказать, что все в порядке, обмануть,
но тяжелый ком, застрявший в горле, не давал ему возможности говорить.
Обманывать не хотелось, говорить правду было невозможно.
— Приеду — поговорим, — наконец выдавил он.
— Будь осторожен, — очень тихо попросила жена и первая
повесила трубку.
Колчин устало опустил трубку и вышел из кабинета, закрыв
дверь на ключ. «Может, попроситься на прием к директору ФСК? — подумал он. — А
если директор в курсе всех дел? Может, Миронов и Фогельсон действуют с его
благословения? Тогда я не сумею даже выйти из здания. И Нефедову достанется. В
лучшем случае его отправят на пенсию. Неужели секреты, которые они оберегают,
стоят стольких человеческих жизней? И нужно ли охранять государство, когда во
имя его ценностей убивают граждан этого государства? И что может быть ценнее
человеческой жизни?»
Все эти невеселые мысли мелькали у него в голове, пока он
шел по коридору. Можно взять оружие и застрелить мерзавца Фогельсона, можно
даже убить Миронова, но вернуть Игоря уже нельзя. И быстрее вылечить Бориса
тоже нельзя. Кроме того, Колчин прекрасно сознавал, что решение об устранении
прокурора республики могло приниматься только на очень высоком уровне. На таком
уровне, что об этом было страшно думать. И Миронов, и Фогельсон были лишь
обычными исполнителями этих заказов. Кто-то более страшный и более грозный
стоял в тени, отдавая столь быстрые и четкие приказы. Иванченко убили
мастерски, подсыпав ему в еду какое-то специальное лекарство. Полковник Лукахин
говорил ему об этом. Но кто мог получить разрешение на применение этого
лекарства? Кто санкционировал убийство Иванченко?
В дежурном автомобиле, кроме водителя, сидел еще один офицер
из оперативного отдела, выделенный для охраны Колчина по личной просьбе
генерала Нефедова. Колчин, уже ничему не удивлявшийся, сел на заднее сиденье и
попросил отвезти его на Петровку, в здание УВД Москвы.
Сидя в автомобиле, он по-прежнему пытался анализировать,
стараясь понять логику неизвестного ему руководителя всей этой страшной машины.
Убийства были совершены с хронологической точностью. Сначала в Москве и в
Минске убрали Бахтамова и Иванченко, затем, также одновременно, убрали Крымова
и Костюковского. Заодно убрали и прокурора республики, знавшего о мошеннической
проделке белорусских спецслужб с телом покойного Иванченко.
