– Другим способом, – пообещал Горшков.
Встретились с Нефедовым, как и было уговорено, у служебного входа Мюзик-холла. Вахтер даже не поднял голову, когда они прошли мимо. Видимо, странные посетители досаждали здешним артистам меньше, чем актерам кино. Нефедов вымок насквозь.
– Знаю, он в Гаграх, – поздоровался Зайцев.
Мокрые пиджаки были расправлены на решетке вентиляции. Воздух дул не слишком теплый, но Зайцев заверил, что скоро все высохнет. Когда он беспризорничал, именно так они, шкеты, сушились.
– Когда же они вернутся?
Зайцев пожал плечами:
– Не скоро. Секретарша выболтала, что уехали с семьями. В Гаграх сейчас поди не льет.
– Столько с мебелью тянуть мы не сможем. Уж и так Коптельцев несколько раз заглядывал.
– Сам ножками приходил?
– Сам.
– М-да.
Тянуть и правда было нельзя.
– Идем.
– А пиджаки?
– Да они мокрые еще, оставь. Мы же не уходим никуда. Только поедим, я Коптельцеву позвоню – и вернемся.
Телефон они нашли по пути в столовку, в коридоре. Зайцев тут же поменял очередность дел. Снял трубку. Рядом висел плакатик «Больше двух минут служебный телефон не занимать». И череп со скрещенными костями.
– Не надо в это лезть, – тихо заговорил Нефедов.
Зайцев отмахнулся:
– Мы уже залезли.
Тот на миг обернулся, не пристроился ли кто позади. И снова:
– Выпрыгивать пора.
– Нефедов, спокойно. В городе наши. Ты что, «Двенадцать стульев» не читал? Роман товарищей Ильфа и Петрова, ну?
Нефедов отвернулся. Сказал в сторону:
– Не читал.
Зайцев снял трубку. Она молчала.
– Я тоже не читал. Сужу по сообщениям в периодической печати.
Зайцев несколько раз ударил по рычагу.
– А если и товарищ Коптельцев его не читал? – донимал Нефедов. Зайцев шарахнул по коробке телефона. Услышал зуммер. Довольно обернулся к Нефедову:
– На это весь мой расчет.
Зайцев ждал соединения. Нефедов быстро ударил по рычагу.
– Ты что? – возмутился Зайцев. – Непроизвольная конвульсия?
Нефедов не обиделся.
– Не нравится мне эта идея.
– Какая именно?
Нефедов помолчал. Сказал:
– Мало ли что в книжках пишут.
– Хорошая идея, ты чего. Товарищ Петров, между прочим, служил в одесском угрозыске. Не дурак, значит.
И больше уже не слушал Нефедова. Обратился слухом в трубку. Соединили быстрее, чем он думал. Коптельцев сперва злился и требовал ответить, что они делали на кинофабрике, когда на складе… задание…
Зайцев отодвинул трубку от уха, дал тираде пролиться в воздух. А потом снова заговорил:
– А увезли киношники ее стул с собой. А еще комод. И столик ломберный, – добавил он для надежности.
– Как так? Как такое вышло?! Как допустили?!
– Это уж у товарищей в ГПУ выяснить надо. Когда они гарнитуры разобщали.
И нарочито простодушно добавил:
– Выяснить?
– Не надо, – предсказуемо буркнул Коптельцев. Зайцев знал, что возвращение уже растащенной по ордерам мебели популярности в ГПУ не снискало. И Коптельцев это тоже знал. Вбивать новые клинья не хотелось.
– Где эта мебель сейчас? Нашли?
– В Гаграх.
Пауза была такая, что можно было решить, разговор разъединили. Зайцев дал Коптельцеву подумать. А потом повесил трубку.
Нефедов молча смотрел в стену. Потом сказал:
– Он за мебелью отправит агентов на месте, в Гаграх. И они выяснят, что никаких стульев, комода и столика не существует.
– Пошли, – сказал Зайцев. – Пиджаки все равно еще мокрые.
– Куда?
– Обедать. У них тут потрясающая столовка, Нефедов. У нас в уголовке так не покормят!
Он видел, что Нефедов сомневается.
– Пошли! Товарищ Коптельцев мое предложение руки и сердца дня два обдумывать будет. А за два дня мы с тобой уйму всего успеем… Эх, хотел бы я стоять там за шторкой и смотреть, чей он номер наберет.
Столик заняли в углу. Агентская привычка: спина защищена, дверь просматривается. Выбрали по меню обед.
– А почему именно два дня?
– Ну, я так сказал. Навскидку. Не факт, что за два дня мы найдем Вариного убийцу. То есть даже факт, что не найдем. Но сделаем много.
– Я про Коптельцева.
– А. Тут все просто, – охотно стал объяснять Зайцев. Начало обеда привело его в благостное настроение. – Это мы с тобой пехота, простые мильтоны, рабочий день у нас начинается и заканчивается как попало. А не через семь часов, как у всех трудящихся. Оттого мыслим свободно. Независимо от сетки. А товарищ Коптельцев бюрократ. Кабинетная задница. Для него сегодня уже, считай, закончилось. Ему подумать надо. А завтра он будет действовать. И тоже не сразу. Подождет, когда подход к начальству удобнее.
– Даже если задница горит?
– Смотря насколько горит, конечно. Это верно. Но правило я тебе описал.
Подали второе.
Нефедов оглядывал в тарелке судака по-польски. Картофельные медали были выложены чешуей, политы маслом. Он осторожно нарушил вилкой их симметрию. Начал есть.
Зайцев на миг перестал работать ножом и вилкой.
– Нефедов, ты меня удивляешь.
Сам он быстро резал и отправлял в рот шницель, весело оглядывая немногочисленные занятые столики. К гарниру – пышному завитку пюре – Зайцев пока не притронулся.
– Начинаешь с неважного.
– Я самое лучшее оставляю на потом, – заявил Нефедов. – Чтоб запомнилось лучшее.
– А если потом не наступит никогда?
Нефедов буркнул что-то, жуя.
– Если вот сейчас земля налетит на небесную ось – и прервет наш пир? – не отставал Зайцев.
– Тогда я суну судака в карман и доем после.
– Мудро, – согласился Зайцев. – Слушай, а ты Утесова слушал?
Кивок.
– И как?
– Многое понравилось.
Зайцев вздохнул. С Нефедовым не потреплешься.
– Правильно, Нефедов. Когда я ем, я глух и нем. Помогаю пищеварению.
И наконец погрузил вилку в пышное пюре.
– А хорошо Теаджаз кормится. Почему я не играю на скрипке?
Поев, они еще посидели молча, откинувшись на стульях, приятно чувствуя сытость. Перед обоими стояли стаканы с компотом. Десерт.
