Такой армейский баул Настя однажды видела, когда к ним в институт прямо с аэродрома завалился муж ее коллеги, офицер каких-то там необыкновенных войск. Так вот у него был точно такой же цилиндр, он еще тогда объяснил заинтересовавшейся странной конструкцией Насте, что цилиндр этот можно носить как сумку, а можно и как рюкзак.
Очень удобно и все в нем, в этом чудо-бауле, продумано грамотно для укладки багажа. Муж коллеги еще долго расписывал какие-то еще там неоспоримые достоинства обыкновенного на вид тряпичного изделия, оказавшегося на удивление вместительным.
Вот перед такой вот цилиндрической штуковиной Настя и остановилась в некотором замешательстве.
Первым делом она попыталась воззвать к совести гражданина.
– Товарищ, – чуть наклонившись поближе, твердо обратилась она к спящему субъекту, не отреагировавшему на ее призыв. – Товарищ, – повторила Анастасия более настойчиво и даже руку протянула, но не рискнула все же его тормошить, лишь попросила довольно громко: – Будьте добры, уберите свои вещи с сиденья.
Ноль реакции. Собственно, что и требовалось ожидать.
– Ну, ладно, – пробурчала она еще более решительно и принялась стаскивать с кресла баул.
Получилось, разумеется, но оказалось тяжеловато. Что он туда насовал вообще? Вот что-то ей подсказывало, что вряд ли собрание сочинений Толстого Льва Николаевича или пару-тройку костюмов от итальянского Brioni и набор туфель ручной работы от Berluti.
Это она просто ворчала про себя и язвила от расстройства и постепенно крепнущего ощущения, что фиг она сегодня куда полетит, разве что вон мужик этот встрепенется ото сна и пошлет по конкретному направлению за такое самоуправство с его имуществом, да еще ускорения придаст пинками.
Все это невесело прокручивала в голове Настена, перетаскивая тяжелую сумищу с кресла на пол, крякнула тихонько от неожиданности, когда пришлось придержать баул в момент отрыва его от сиденья, быстренько стрельнула взглядом на мужика – не увидел ли, как она нелюбезно с его вещичками тут обращается.
Не, не увидел – спал себе, не обращая на ее возню никакого внимания.
Ну и хорошо, и спи, дядечка, чего уж теперь.
Она уселась на освободившееся место, огляделась по сторонам и осторожненько так ножкой, ножкой, чтобы никто не заметил, подвинула-подвинула конус баула в сторону мужика и тихо-о-онечко привалила его к бедру хозяина.
«Фу, ну все, – мысленно выдохнула Настасья, – пристроилась».
Поставила рядом с собой чемодан, уложила дамскую сумочку на колени и осмотрелась вокруг более спокойно и вдумчиво. Народу набилось в небольшом зальчике ожидания – не протолкнуться. Тут были и пассажиры на все задержанные рейсы, и встречающие. И пока ни одной регистрации не объявили, да и точной информации по задержкам не дали.
Ну что ж – сидим ровно, ждем.
Она вздохнула в унисон своим крепнущим сомнениям, повернула голову и посмотрела за большое окно слева от нее через три сиденья и проход у стены.
Так и есть, снова вздохнула она, утверждаясь в своих нерадостных предположениях – черной бедовой темнотой наползала, неотвратимо накрывая сизым брюхом городишко, метельная туча.
Не улетит она никуда сегодня, вот как пить дать не улетит, в третий раз вздохнула Настя и перевела взгляд от наглой черной захватчицы на небе на мирно спящего соседа.
Вот кому было все глубоко по фиг, так вот этому. Спит себе человек, посапывает – не храпит, а именно что посапывает, да так уютно, словно в кровати на перине устроился, а не на жестком сиденье аэропортного узкого креслица.
Настена уловила некий характерный запашок, исходящий от него, и даже повела носом, чуть склонившись к соседу, – ну, точно, выхлопец характерный исходит от товарища.
Совсем у человека все хорошо – выпил-закусил и спит себе. Никаких проблем!
Даже позавидуешь.
И пахло-то от него, надо заметить (от нечего делать принялась размышлять она, чтобы хоть чем-то занять голову и отвлечься от нерадостных мыслей), не водкой дешевой, настоянной на крепкой закуске из мяса-лука-чеснока, и даже не борщом с соленьями и не рыбой или еще чем традиционно закусочным, а чем-то хоть и явно спиртовым, но с легкими фруктово-цветочными нотками.
Эстет, что ли, какой, присмотрелась она к спящей фигуре с большим сомнением, но повнимательней, или одеколоном балуется?
Ни на эстета, ни на одеколонщика мужик похож не был даже по внешним, так сказать, признакам – одежда на нем из разряда дорогой простоты, добротная, дорожная, не из дешевых китайских, и чистая. И ботинки вон дорогие известной фирмы специально для полярных условий.
А больше ничего и не скажешь – лица-то не видно – просто здоровый выпивший мужик. Спит.
Тут что-то в «эфирах» аэропортных блымкнуло, народ мгновенно замер, как африканские сурикаты, которые застывают столбиками, заподозрив близкую опасность, и замолчал в ожидании приговора, так что повисла абсолютная тишина. И в этой тишине по громкой связи объявили об отмене всех рейсов на неопределенный срок, о котором будет сообщено отдельно.
«Целуем, администрация», – уныло подумала, выслушав объявление, Настасья.
И тут неожиданно закопошился тот самый подозрительный сосед слева, как медведь в берлоге, почувствовавший весеннюю оттепель, – спал и спал себе беспробудно, уж как-то все привыкли вокруг, и вдруг на тебе – ожил, задвигался! Настя аж развернулась в его сторону, чтобы наблюдать дивное явление. А мужик извлек из подмышки ладонь-лопату, отогнул край воротника и внимательнейшим образом уставился на нее.
Из образовавшегося мехового отвала на Настю смотрела сильно помятая, с покрасневшими глазами, заросшая щетиной какая-то полубандитская рожа, с усиливающими эффект этой ассоциации сломанными, как у профессионального борца, ушами, прижатыми к черепу, с кривоватым носом, явно пострадавшим в какой-то давней драке, а то и не раз, с белым маленьким шрамом на лбу и коротко стриженными густыми, какими-то пегими, непонятного оттенка волосами, торчавшими из-под сдвинутой на затылок кожаной шапки с меховой подбивкой.
– Ну что? – обдав ее явственным фруктово-спиртовым амбре, с хрипотцой ото сна требовательно спросил мужик у Насти с некими нотками недовольного ворчания в голосе.
– Что? – Не ожидавшая такого нахрапа, она не успела решить, пугаться ей или еще подождать, и как-то само собой получилось, что подождать.
И уставилась в покрасневшие глаза на заросшей щетиной бандитской физиономии. И то ли с испугу, то ли отчего еще у нее как-то вдруг ощутимо так екнуло сердце, и стало жарко в животе.
А вдруг и правда бандит какой?
– А то, что накрылся наш полет по ходу! – прохрипел он насыщенным полубасом, обдавая ее все тем же выхлопом.
– Господи боже, чем накрылся? – от растерянности и легкого испуга спросила Настасья, запоздало сообразив, что откровенно подставляется под грубость таким вот своеобразным вопросом.
