Куда вдруг девались мои Майн Риды и Нат Пинкертоны, “Тайны Нью-Йорка” и уличные драки?.. Что со мной случилось там, в темноте зрительного зала? Откуда появилась неотвязная мысль об этой удивительной женщине, потребность защищать ее, ограждать от опасностей?.. Не героиню картины, а ее – Веру Холодную…
После этого дня правдами и неправдами я проникал в синематограф на ее картины даже в тех случаях, когда детям вход бывал строго воспрещен.
Кажется, я не пропустил ни одной ленты с ее участием.
В анкетах, которые мне доводилось заполнять, стояли разные вопросы, но ни в одной из них не было вопроса о первой любви.
А если бы он стоял, я должен был бы честно ответить: Вера Холодная.
Да что я!.. Вся Россия была в нее влюблена!»
Первый ведущий «Кинопанорамы», легендарный Алексей Яковлевич Каплер, много лет проведший в лагерях по личному распоряжению Сталина, так и не простившего ему любовной связи со своей дочерью Светланой (Светлана Сталина позже писала, что она, в свою очередь, именно этого единственно не смогла простить отцу – именно этого, а не самоубийства матери и не ареста своих обожаемых пожилых теток!), был действительно влюблен в Веру Холодную.
Он сам признался в этом в своей статье «Загадка королевы экрана». Он был ее верным рыцарем и защитником многие, многие годы. Он сражался за нее на экране телевизора и на страницах газет.
Жаль, что она так и не узнала… Она бы, должно быть, оценила такую многолетнюю преданность!
Но судьба решила так, что Алексей Каплер и Вера Холодная разминулись во времени.
Это случается.
И не так уж редко, к сожалению.
Некоторые звезды светят даже после смерти.
И вот спустя много лет, даже десятилетий после смерти «королева экрана» продолжала волновать сердца…
А при жизни она была божеством.
Пожалуй, именно заповедь вторая – «Не сотвори себе кумира» – нарушается человечеством чаще всего: особенно за последние сто лет – за сто лет существования кино, самого массового из искусств… Никакие цари и короли прошлого, чьи гордые (или просто внушительные) профили чеканились на монетах, не могли сравниться с киноидолами в степени «обожествления».
Киноидолов мы действительно любим.
Так искренне, как не любили редких властителей земных.
Собственно, из числа властителей такой любви и такой долгой памяти удостаивались преимущественно тираны и завоеватели.
И любовь к ним всегда смешивалась с унизительным подобострастием – и просто страхом.
Киноидолов любят без страха.
Любят с умилением – тем самым возвышающим душу умилением, которое, по существу, должно посещать смертных лишь в часы молитвы… Но, что поделаешь, человечество грешно и в кино умиляется чаще, чем в церкви. И самые искренние, самые чистые слезы подавляющим большинством проливаются не тогда, когда хор чистых голосов возносит под своды собора «Аллилуйя!», а в другие мгновения… В кино.
…В 1917 году, когда в фильме «У камина» овдовевший Ланин и убитый горем князь Пещерский склоняются над гробом Лидии.
…В 1939 году, когда в «Унесенных ветром» Ретт оставляет Скарлетт плакать на ступеньках дома, а сам уходит с чемоданчиком в клубящийся серый туман.
…В 1944 году, когда «В шесть часов вечера после войны» Варя и лейтенант Кудряшов бегут друг к другу через мост у Кремля.
…В 1970 году, когда в «Лав стори» умирающая Дженни шепчет: «Обними меня, пожалуйста, Оливер… По-настоящему… Ляг рядом со мной…»
…В 1998 году, когда в «Титанике» дрожащая Роуз отрывает от своей руки примерзшую ладонь Джека, шепчет: «Клянусь, я сдержу обещание!» – и отпускает его в черную ледяную глубину.
IV
После выдающегося, ни с чем не сравнимого успеха фильма «У камина» Харитонов убедился в собственной удачливости и – как водится у дельцов – начал понемногу «подтягивать вожжи».
Нет, он не уменьшил гонорары – он не был настолько глуп. Но кинофабрика понемногу начала набирать обороты, съемки проводились в ускоренном темпе, ужесточился режим. Обсуждать мизансцены актеры и режиссеры могли теперь только в свободное от работы время, которого, кстати, оставалось все меньше. Опоздания карались денежными штрафами… Как-то в феврале 1917 года Вера Холодная и Владимир Максимов ехали на тройке, опаздывая в киноателье на дневную съемку. Максимов, боясь штрафа и нареканий дирекции, все время подгонял извозчика, извозчик нахлестывал лошадей – и закончилась эта спешка аварией: полозья саней зацепились за трамвайные рельсы, сани перевернулись на полном ходу, и напуганные, разогнавшиеся лошади протащили их еще целый квартал – вместе с придавленными к земле артистами. Правда, пострадал больше всех извозчик, расшибшийся о фонарный столб. Максимов и Холодная отделались ушибами – правда, довольно значительными, – но «королева экрана» еще и простудилась из-за набившегося в одежду снега.
Но приостановить съемки из-за болезни артистов Харитонов не желал.
Уже на следующий день Вера Холодная играла какую-то любовную сцену с температурой, а Максимов – с тщательно загримированными синяками.
Из «покровителя искусств» и «доброго, понимающего друга» Харитонов очень быстро переродился в эксплуататора – такого же, как другие кинопроизводители. Но его поведение вызывало больше возмущения… Все-таки те были людьми с именем и репутацией, а Харитонов – «выскочка»! Известный кинооператор Леон Форестье писал о нем: «Харитонов искал лишь громких и заманчивых названий и добивался, чтобы постановка осуществлялась в самый короткий срок. Коммерческий успех любой его картины был обеспечен большой популярностью Холодной, Максимова и Полонского». В общем, взаимоотношения между кинопромышленником и съемочной группой после короткого «ухаживания» вернулись на круги своя, и если в чем-то Вера Холодная и выиграла, сменив ателье Ханжонкова на ателье Харитонова, то только в вопросе гонорара и в затратах времени на дорогу от дома до работы.
А Евгений Францевич Бауэр, режиссер, «создавший» Веру Холодную, режиссер, ради которого она могла бы вернуться назад к Ханжонкову, 9 июля 1917 года скончался…
Из воспоминаний И. Н. Перестиани: «Бауэр выехал в Крым на неделю раньше нас. Почему-то машина, на которой он ехал из Симферополя в Ялту, задержалась в Алуште уже в предвечерние сумерки. Он вышел погулять по берегу моря, но не спустился на пляж, а пошел по крутому карнизу над пляжем, вымощенному каменными плитами. Дорога для прогулки удобная и, казалось бы, безопасная. Как случилось, что он сорвался и упал вниз с высоты примерно трех метров, не знаю, но, упав, он сломал ногу. Его доставили в Ялту, наложили гипсовую повязку и уложили в постель. Узнав об этом в первый же день приезда в Гурзуф, я выехал в Ялту, повидал его, беседовал с ним и как будто успокоился. Он был свеж, улыбался, расспрашивал и высказал удовлетворение по поводу переделанного для него сценария на сюжет адюльтерного французского романа. Затем я втянулся в работу, не переставая справляться о его здоровье.
