Перед этим по указанию начальника Разведупра генерала И. Проскурова было проведено совещание, на котором обсуждались работа резидентуры и возможность замены Рамзая в 1940 году, как это планировалось ранее. Участники обсудили все возможные варианты, в том числе направление в Японию другого нелегального разведчика, работавшего в Китае, но пришли к выводу, что в создавшихся условиях сделать это невозможно, учитывая положение Зорге в германском посольстве и его тесные связи с ближайшими помощниками. Заменить его, не снижая результативность разведывательной работы, никто не сможет. Проскуров согласился с этим.
Рихарда изменение условий связи с Центром встревожило. Он хорошо понимал, насколько опасными будут такие встречи в Токио, где дипломаты враждебных Японии государств, тем более советские, после начала Второй мировой войны стали контролироваться полицией еще более тщательно. Поэтому риск значительно возрастал. Первоначально Зорге предложил проводить такие встречи один раз в два месяца, но Центр настоял на ежемесячных встречах, так как нуждался в оперативном получении секретных материалов и документов. С мая 1940 года новая система связи начала действовать, с представителем советского посольства конспиративно встречался Клаузен, периодически его заменял сам Зорге.
Другой проблемой, которая все больше сказывалась на работе резидентуры, стала большая усталость практически всех членов разведывательной группы, которая приводила не только к нервным срывам, но и физическому истощению. Это в полной мере относилось и к самому Зорге, но наибольшие опасения у него вызывал радист Клаузен, который по состоянию здоровья не всегда мог работать на радиостанции. В связи с этим Рихард написал специальное письмо в Центр, изложив все проблемы в работе резидентуры, в том числе касавшиеся получения документальных материалов по японской армии, а также вновь поднял вопрос о необходимости замены ключевых сотрудников его группы:
«Мы хотим указать новую трудность при добывании интересующих нас сведений.
Во-первых, военный атташе долгое время отсутствовал и, кроме того, по возвращении организовал свое производство для наших целей, еще менее интересное, чем прежде. Атташе сейчас занят главным образом пропагандой германских достижений в среде высокопоставленных японцев. После его возвращения активный интерес к сбору материалов о японцах упал до нуля. Он не пишет также более известных вам докладов, а посылает только личные письма одному из доверенных людей в министерстве.
Перехожу к организационным вопросам.
1. Болезнь Фрица.
К сожалению, мы все должны признать тот факт, что Фриц страдает столь серьезной сердечной болезнью, что не приходится более рассчитывать на его выздоровление и, тем более, возвращение им былой работоспособности. Лечащий врач заявил мне, что даже при полном изменении его образа жизни и работы он сомневается, чтобы Фриц прожил более двух лет… Необходимо, чтобы Фриц самое позднее в начале будущего года после передачи (сменщику) своего легального дела и воздушной работы мог бы поехать домой для серьезного лечения и отдыха… В болезни Фрица, естественно, совершенно исключительную роль играет тот факт, что он работает здесь уже целых пять лет…
2. Вопрос о Жиголо.
Жиголо находится здесь восемь лет без перерыва. Это является здесь в смысле времени для иностранца максимумом. Для того чтобы не возбудить подозрения, он должен в крайнем случае съездить на родину в “отпуск”. Так что мы предлагаем разрешить Жиголо поездку в Европу.
Однако в любом случае мы за то, чтобы он непременно возвратился назад для создания здесь крепкой кристаллизационной точки для всех будущих работ. Жиголо настолько хорошо здесь вжился, что просто было бы жаль его отсюда пересаживать…
3. Вопрос обо мне.
Я уже сообщал вам, что до тех пор, пока продолжается европейская война, я, само собой разумеется, останусь на своем посту, конечно, если это вам желательно. Но так как, по мнению местных немцев, война скоро кончится… я считаю весьма целесообразным, чтобы вы мне сообщили, чего вы ожидаете от меня по окончании войны… могу ли я рассчитывать сразу же по окончании войны вернуться в Центр, где бы я мог, наконец, остаться и закончить раз и навсегда свое цыганское существование. Не забывайте, пожалуйста, что мне уже между делом стукнуло 45 лет, что из них на службе у вашей фирмы я провел свыше 11 лет за границей, перед тем на службе у другой фирмы я провел еще пять лет в путешествиях. Наступает уже время дать мне с моим опытом осесть на какой-нибудь работе в Центре.
На всякий случай прошу вас указать мне твердый срок времени моего пребывания здесь, а именно: смогу ли я уехать сразу же, как кончится война, или я должен рассчитывать еще на несколько месяцев…
Заключительные замечания.
Все эти организационные вопросы должны были когда-нибудь быть поставлены. В связи с болезнью Фрица вопрос обновления здешнего персонала стал необычайно актуальным, не менее важное практическое значение принимает быстрый ответ на все вопросы, касающиеся Жиголо и меня. Мы здесь можем гордиться, что сравнительно немного надоедали вам с организационными вопросами, а посему надеемся на быстрый ответ.
Остаемся, правда, несколько ослабленные здоровьем, тем не менее ваши верные сотрудники.
Рамзай».
Это необычное по содержанию письмо было доложено уже новому начальнику Разведывательного управления. Генерал-лейтенант И. Проскуров был выведен в распоряжение наркома обороны, а на его должность назначен генерал Ф. И. Голиков. Филипп Иванович не имел разведывательного опыта, в разведку пришел с командной должности. Он знал, что четыре его предшественника были репрессированы (И. Проскурова арестовали позже — летом 1941 года), и поэтому на посту руководителя военной разведки Красной армии старался действовать очень осторожно и осмотрительно. Ознакомившись с оперативным письмом нелегального резидента в Японии, он приказал представить ему подробную справку на него.
В представленном Ф. Голикову документе отмечалось, что Зорге Ика Рихардович политического доверия не внушает. В течение продолжительного времени работал под руководством работников Разведупра, оказавшихся врагами народа. Так, бывший начальник восточного отдела являлся немецким шпионом, а начальники японского отделения Покладок и Сироткин признали на следствии, что были японскими шпионами и выдали спецслужбам Японии Зорге со всеми его источниками. С этого времени Зорге начинает работать плохо, усиленно просит отозвать его домой. Из этого, как говорилось в документе, следует, что японцы и немцы не арестовывают Зорге, чтобы отправить его в СССР для разведывательной работы на себя. В конце документа говорилось, что информацию Рамзая необходимо всегда сопоставлять с данными других источников, а также тщательно анализировать и критически к ней относиться.
Среди всех действующих резидентов нелегальной сети военной разведки Красной армии только один Рихард Зорге имел такую крайне негативную характеристику. Вместе с тем ряд сотрудников Разведывательного управления, в том числе заместитель Ф. Голикова генерал-майор А. Панфилов, не были согласны с ней и верили, что Рамзай являлся ценным работником и ему можно доверять. В конечном итоге Ф. Голиков приказал взять на особый учет все донесения, приходящие из нелегальной резидентуры в Токио, а ее руководителю сообщить, что его замена в создавшихся условиях пока невозможна.
