Существует популярная легенда о том, как Ощепков сдавал своеобразный экзамен доктору Кано. Если верить ей, то в тот торжественный и волнительный для молодых борцов день они были приглашены в огромное додзё, где чинно расселись на соломенных матах-татами в традиционной для японцев позе — на пятках. Японцам сидеть так привычно с детства. Европейцы же, за редким исключением тех, кто обладает повышенной гибкостью суставов, всегда воспринимали и воспринимают эту позу — «сэйдза» — как настоящую пытку. Попробуйте сами посидеть так без движения хотя бы пять минут, и вы поймете, какие муки испытывает при этом человек. Двигаться же, даже слегка поворачивать головой, а тем более зевать, чихать или шевелить руками в той ситуации было совершенно несообразно, ведь перед абитуриентами Кодокана выступал его основатель, создатель борьбы дзюдо и пэр Японии доктор Кано Дзигоро. Его старшие ученики — преподаватели Кодокана внимательно следили за неофитами, фиксируя степени их выдержки, дисциплины, внимательности, способности концентрироваться в сложной обстановке. Кано обратился к сидящим в зале с выспренней, длиннейшей и, по воспоминаниям Ощепкова, наискучнейшей речью — в выступлениях с речами он был не менее великим мастером, чем в преподавании искусства борьбы. Ноги, спина, все мышцы и суставы невыносимо болели, затекали, ныли, и только это спасало от того, чтобы в довершение всего не уснуть во время лекции. Помогало еще и то, что Окамото-сэнсэй предупредил своего протеже о такой изощренной форме испытания, благодаря чему Василий из последних сил следил за собой и терпел эту пытку подобно особо почитаемому в Японии индийскому монаху Бодхидхарме, согласно легенде девять лет просидевшему в такой позе и основавшему буддийскую секту дзэн. «А когда к нему подошли и сказали, что он принят в Кодокан, Ощепков попытался встать на совершенно онемевшие ноги, но так и не смог это сделать, а только повалился на бок»
[99].
Скорее всего, эту историю Василий Сергеевич рассказал спустя много лет своей жене Анне Ивановне. Она же, несколько десятилетий спустя, поведала ее спортивному журналисту Михаилу Лукашеву. И только в этой версии она похожа на правду. Несмотря на то что семинаристы к тому времени уже четыре года каждый день сидели, как японцы, на коленях или скрестив ноги, вряд ли кто-то смог привыкнуть к этому настолько, чтобы считать такое положение комфортным. Довольно крупный, высокий (около 180 сантиметров, по воспоминаниям его учеников) и тяжелый, семнадцатилетний Василий точно не мог испытывать удовольствие от сидения на коленях и способен был стоически перетерпеть его, только если был предупрежден. Лукашев прямо пишет о «преподавателе японской борьбы», оказавшем Ощепкову «немаловажную услугу», но интересно, что в этой истории ничего не говорится о Трофиме Попилеве (хотя «новобранцы» везде упоминаются во множественном числе, но речь, конечно, идет прежде всего о японцах). Как Попилев перенес испытания? Его тоже предупредил Окамото-сэнсэй? На умолчание о втором участнике экзамена могли быть самые разные причины — от советского умения не вспоминать о друзьях за границей «на всякий случай», до — кто знает? — возможно, неприязненных отношений, которые могли сложиться между Василием и Трофимом позднее. Какая версия верна? Неизвестно, и гадать тут бессмысленно. Так или иначе, но с ноября 1911 года они оба — Ощепков и Попилев получили право тренироваться непосредственно в Кодокане.
С учетом того, что учеба и жизнь в Токийской православной духовной семинарии были строго регламентированы, это оказалось не самой простой задачей. Как мы понимаем, ректор Сэнума и глава миссии архиепископ Николай всеми силами поддерживали среди учеников строжайшую дисциплину. Во всяком случае, судя по дневникам владыки и сохранившимся мемуарам бывших семинаристов, режим там был строгий и даже суровый, несмотря на случавшиеся инциденты вроде конфликта 1908 года. Не менее серьезно относились к порядку и в Кодокане, хотя сами по себе тренировки шли в нем практически целый день без какого-либо строгого расписания. Это значит, что Ощепков и Попилев могли посещать занятия в главной школе дзюдо, если на то существовали соответствующие разрешения руководителей обеих организаций: ректора семинарии (или другого человека, кто мог дать такое разрешение) и главы Кодокана. Например, они могли использовать для этого часы, отведенные для занятий дзюдо в самой семинарии, и уходить в город как «совершенствующие». Так или иначе, хотя и с натяжкой, но можно говорить о том, что на занятия дзюдо (уж, конечно, не о самбо идет речь, как пишут некоторые авторы) первых русских семинаристов благословил Николай Японский, в том смысле, что разрешил заниматься в городе. Но ни в коем случае нельзя утверждать, что он формально дал Васе Ощепкову «путевку в жизнь», «попросив» заняться дзюдо и строя на него какие-то особые планы, — нет, ничего подобного не было. Возможно даже, что благословил не лично он, а, как уже говорилось, ответственное лицо семинарии, имевшее на то право. По рассказам архимандрита Герасима, выпускника современной Токийской семинарии, служащего ныне в «Никорай-до», семинаристы «…на длительные отлучки писали инспектору прошение с формулировкой “благословите то-то и то-то”, инспектор ставил визу в форме “благословляется”… в некоторых случаях обращение напрямую к ректору не является нарушением субординации (т. е. через голову инспектора), например, если студент испрашивает благословение (разрешение) на брак и т. д.»
[100]. Учитывая уровень авторитаризма в руководстве семинарии тогдашней, Николаю Японскому, вероятно, было доложено о том, что Василий и Трофим показали себя перспективными борцами, владыка не стал чинить им препятствий — благословил, лишь косвенно определив таким образом дальнейшую судьбу Ощепкова и всей мировой борьбы в целом.
Что ждало Василия в Кодокане? Как выглядели тренировки в те времена и какие отношения, какой, если угодно, психологический климат царил в старом Кодокане? Вопросы не самые простые, и по причинам политкорректности редко задаваемые. Для начала обратимся к свидетельствам очевидцев. Выпускник Кодокана Маруяма Сандзо, тренировавшийся с великим Сайго Сиро, ставшим прототипом книги и фильма Куросавы «Гений дзюдо», записал рассказ самого сэнсэя Кано, о временах несколько более давних, относящихся к периоду основания школы, но тем не менее дающий возможность представить картину тренировок с поправкой на то, что в 1911 году сам по себе зал для занятий был много больше по площади того, что описан здесь:
«…Энергия учеников просто переполняла, и они вкладывали в борьбу всю свою силу, которой были наделены в избытке. Было чрезвычайно трудно обращаться с ними на тренировках так, чтобы не причинять травм. Условия тогда были такие, что, если бы мы ограничили время тренировок, то по разным обстоятельствам большинство учеников просто не смогли бы их посещать. Поэтому мы решили находиться в зале как можно дольше: по воскресеньям — с 7 утра до 12 часов дня, а по будням — с 15 до 19 часов, и ученики могли приходить в любое время, как появится возможность… Поэтому мы должны были подолгу сидеть в зале и ждать, когда появится возможность позаниматься с партнером. Во второй половине дня это ожидание не было особенной проблемой, но ждать учеников по воскресеньям, с 7 часов утра, когда еще царил жуткий холод, несмотря на все желание, было настоящей мукой. Когда у меня были какие-то другие важные дела, или я по какой-то причине не мог прийти в зал утром, я посылал вперед себя Сайго Сиро, а сам приходил позднее. В таких случаях Сайго был вынужден в одиночестве ждать посетителей в покрывающемся льдом додзё, сражаясь с одолевавшим его тело холодом. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами.
