Будучи определен на службу во Владивостоке (очевидно, в одно из подразделений разведотдела округа в частях, расквартированных в городе) в качестве переводчика, первое, что сделал Ощепков, — возобновил занятия спортом. Василий Сергеевич устроился преподавать в свободное от службы время на трехмесячных курсах инструкторов дзюдо, открытых Приморским губернским советом физической культуры
[253]. Вопрос о том, кто, собственно, эти курсы организовал, пока остается открытым, но вряд ли мы сильно погрешим против истины, если предположим, что это был сам Ощепков, вернувшийся к тренерской работе впервые после закрытия в апреле 1920 года клуба на Корабельной набережной.
На этот раз Василий Сергеевич не был одинок. В городе уже работал еще один замечательный преподаватель и энтузиаст изучения экзотических единоборств — Павел Николаевич Азанчевский (Азанчевский-Азанчеев). В прошлом царский офицер, он получил спортивное образование еще до революции в Военно-гимнастической школе во французском Жуанвиле, где, помимо гимнастики, преподавали также фехтование, английский (классический) бокс и бокс французский — сават. Сам Азанчевский не только учился во Франции, но и выступал там на профессиональном ринге, а для тренера быть не только теоретиком, но и практиком очень важно. Сейчас, может быть, в это трудно поверить, но тогда, в 1920-х годах, «специалистов» и «тренеров» по таким непривычным и незнакомым советским людям единоборствам, как джиу-джицу или сават, было предостаточно. Популярность «жиу-житсу», волна которой накатила на Европу и Америку после Русско-японской войны, захлестнула и Россию, где нашлось немало желающих преподавать экзотическую борьбу восторженным неофитам. Азанчевский был исключением из этого печального правила, и то, что он волею судьбы оказался в Приморье, стало настоящим подарком для местных энтузиастов спорта. Оба вида кулачного (и не только) боя Павел Николаевич преподавал во Владивостоке с 1925 года, а для изучения джиу-джицу была даже сформирована специальная женская секция
[254]. Стоит согласиться с Михаилом Лукашевым, считавшим, что и для энергичного, пытливого и разочаровавшегося в разведке Василия Сергеевича встреча с Азанчевским стала важным моментом в спортивной карьере. Именно тогда он серьезно занялся если не изучением, то как минимум теоретическим анализом бокса и савата, и не случайно Алексей Горбылев насчитал впоследствии в библиотеке Ощепкова девять учебных пособий по обоим этим видам единоборства
[255].
После долгих лет изучения дзюдо системы Кодокан, с которым Василий Сергеевич изначально связал свою жизнь еще в семинарии, и следования ей, насколько это было возможно, преподавание дзюдо в советском Владивостоке стало для Ощепкова новым опытом, особенно интересным по двум причинам: спортивной и социально-политической.
В первом случае Василий Сергеевич резко расширил границы своего мировоззрения тренера-единоборца, начав тесное общение и сотрудничество, столкнувшись с последователем и преподавателем совершенно отличающихся от дзюдо единоборств. Несмотря на то что еще в Кодокане и в дореволюционном Владивостоке Василий Сергеевич был знаком с англичанином Эрнстом Джоном Харрисоном — знатоком старинных видов английской борьбы и вольноамериканской борьбы кэч-эз-кэч-кэн
[256], совместная работа с Азанчевским была важна для правильного понимания европейской ударной техники. Бокс, тем более бокс французский, где используются удары ногами, — принципиально иное по отношению к борьбе единоборство. Понимание тактики и техники такого боя чрезвычайно важно для любого бойца, а тем более аналитика и теоретика борьбы, каким только-только начал себя показывать Василий Ощепков.
Во втором случае, и это может быть еще более важно, знакомство с Азанчевским и обмен опытом в преподавании единоборств и их сравнительном анализе проходили в условиях именно советского Владивостока, когда Ощепков впервые вынужден был «вариться в собственном соку». И он, и его коллега-боксер уже были лишены живого общения, подпитки знаний со стороны мирового спортивного сообщества (хотя, наверно, еще не успели почувствовать этого так остро, как в последующие годы) и практического общения с иностранными мастерами. Исподволь, медленно, почти незаметно, но уже начался процесс «обрусения» дзюдо, перешедший со временем в новую фазу создания нового единоборства.
Учеников во Владивостоке у Ощепкова было не слишком много, но среди них нашлись студенты, достойные своего преподавателя. В числе десяти первых советских инструкторов дзюдо оказались настоящие мастера: Владимир Григорьевич Кузовлев, получивший из рук Ощепкова «предмастерский» коричневый пояс (мастерским ступеням — данам соответствовал черный пояс), ставший тренером во владивостокском клубе после отъезда Василия Сергеевича, а потом сам переехавший в Ленинград и преподававший дзюдо в Институте физической культуры им. П. Ф. Лесгафта; Федор Иванович Жамков, будущий руководитель секции прикладных видов спорта (в том числе самбо) в Центральном совете общества «Динамо»; будущий Герой Советского Союза Дмитрий Федорович Косицын — командир партизанского отряда, собранного из бывших студентов и преподавателей Института физкультуры им. П. Ф. Лесгафта, погибший в Великую Отечественную войну.
Под руководством Ощепкова владивостокские курсы просуществовали совсем недолго — до февраля 1927 года. Дело в том, что общественная нагрузка, самостоятельно взваленная на себя переводчиком, не интересовала руководство разведкой. В действие вступили армейские кадровые законы, и 27 января приказом управления кадров Реввоенсовета СССР Василий Сергеевич был определен на новое место службы. Приказ подтвердил его выслугу с 15 апреля 1926 года (времени прибытия из Японии) и обозначил штатную должность: военный переводчик штаба Сибирского военного округа, город Новосибирск
[257].
В начале 1927 года Василий и Мария Ощепковы навсегда попрощались со своей родиной — Дальним Востоком. Им уже никогда не довелось вернуться сюда, но их помнят тут и сегодня. Много лет висит памятная табличка на здании флотского спортклуба на Корабельной набережной, 21, где когда-то преподавал Василий Великолепный, в сентябре 2016 года здесь открыт памятник ему, а в другом спортивном клубе города японцы (!) установили памятный бюст разведчику, всеми силами боровшемуся против их родины, но ставшему пионером дзюдо в России.
Глава восемнадцатая
СИБИРСКИЙ ПРОПАГАНДИСТ
Уезжая в Новосибирск, Василий Ощепков сам еще не осознавал, насколько круто изменилась его судьба. Весной 1927 года он излагал Заколодкину свои соображения по поводу возможностей дальнейшей работы в разведке, думая о будущем, но продолжая жить прошлым: «Если я в настоящее время буду скрыт от официальной службы переводчика при штабе военного округа, то в перспективе можно рассчитывать на успех…»
[258] Логика в этом заявлении присутствовала: вся история советских спецслужб свидетельствовала о том, что разведчика можно было вполне успешно перебрасывать из одного региона в другой, не слишком считаясь с его специализацией, знанием языков (был бы хотя бы один европейский, а у Ощепкова был — английский) и опытом работы в конкретных условиях. Одно из множества тому подтверждений — все тот же Зорге, хороший профессионал-германист, работавший в Европе, но в одночасье переброшенный в Китай, а затем в Японию, где его талант разведчика раскрылся в полной мере. В Германии, Китае, Дании и США работал Александр Улановский, Христофор Салнынь и Иван Винаров служили в Европе и Китае, Анатолий Климов — в Китае, Польше, Германии. Примеров, как видите, множество. Главное в такой ситуации было не «засветить» человека перед иностранными разведками, сделать так, чтобы он логично «пропал» из одной страны, а потом столь же естественно появился в другой. При существовавшем тогда уровне обмена информацией подобные шпионские игры были вполне реальны. Василий Сергеевич об этом знал, и для себя он предполагал именно такой вариант развертывания событий. Но, снова и снова в очередной раз обращаясь к истории службы Ощепкова в разведотделе сначала приморского корпуса, а затем штаба Сибирского военного округа, не перестаешь удивляться, мягко говоря, незатейливому ходу мысли его руководства. Иногда складывается ощущение, что Заколодкин и Шестаков просто не знали слов «перспектива» и «конспирация», где уж тут думать о временной консервации и переобучении агента.
