Группа «сорганизовалась» не одна. Появились секции в спортивном клубе штаба СибВО (о ней, вероятно, шла речь в статье), в обществе «Динамо» и в Школе младшего начальствующего состава милиции. Особо — женская секция для сотрудниц и жен военнослужащих штаба округа. Сохранились отдельные воспоминания о том, что Василий Сергеевич, руководивший всеми этими группами, собирался устроить показательные выступления, где должен был успешно противостоять пяти — десяти «нападавшим»
[271]. Скорее всего, что и устроил, подобное действо не могло не подхлестнуть интереса местных спортсменов, чекистов и военных к занятиям в его кружках. В результате такой активности пропагандист из Новосибирска привлек внимание Москвы и к своей системе, и к себе лично. По неподтвержденным данным, именно тогда деятельностью Ощепкова заинтересовался лично инспектор физической подготовки и спорта Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) Борис Алексеевич Кальпус.
В августе — сентябре 1928 года в Москве прошла первая в истории Всесоюзная спартакиада (спартакиады РККА проводились ежегодно с 1923 года). По инициативе Кальпуса во второй части спартакиады была организована специальная демонстрация спортивных и боевых приемов дзюудо для преподавателей физической подготовки в Красной армии. Показывали борьбу Ощепков и его любимый владивостокский ученик Владимир Кузовлев. Высокопоставленные военные оценили увиденное как «наиболее реальную систему самозащиты и интересный вид борьбы вольного стиля», поддержав идею о ее официальном, если так можно выразиться, централизованном, преподавании в частях Красной армии
[272]. Это был не просто успех, это была первая большая победа, увенчавшая все старания, все труды нашего героя, предпринятые им в новосибирский период жизни. Это был его личный триумф, масштаб которого подчеркивало то, что Ощепков добился признания не в коммерческом проекте, которые так и не удались ему в Приморье, и не в реализации планов конкретной деятельности на военной службе, к чему он стремился в Токио. Замысел Василия Сергеевича был грандиозен: вооружить армию своей страны новым оружием, которое брался создать сам. Это была идея государственного масштаба, осуществление которой на самом начальном этапе сопровождалось закономерным успехом.
Глава девятнадцатая
В УСЛОВИЯХ, ПРИБЛИЖЕННЫХ К БОЕВЫМ
Состоявшийся в конце 1929 года переезд Ощепкова в Москву не был бы столь триумфальным, а его система не показала бы себя в будущем настолько жизнеспособной, если бы этому не предшествовали два года в Новосибирске, где эта система проходила обкатку, как говорят военные, в условиях, приближенных к боевым. Ставший «сибирской столицей» после «запятнавшего» себя «колчаковского» Омска, Новосибирск конца 1920-х годов окончательно отсек военное и законспирированное прошлое Ощепкова. Началась вполне осознанная работа над новым видом борьбы. Одна из причин для этого, и причина очень важная, скрывалась в самом статусе этого города.
Новосибирск, большой, по тем временам, город с более чем 150-тысячным населением, являлся важным для Центральной Сибири железнодорожным узлом, а значит, притягивал к себе уголовников со всей Сибири более или менее сытой жизнью и возможностью быстро покинуть его. Он не входил в число крупных населенных пунктов, проживание в которых было запрещено после отбытия наказания в лагерях и тюрьмах. В результате в нем сложилась обстановка, более характерная для Гражданской войны, чем для мирного времени: каждый следующий день, следующий шаг казался страшнее предыдущего. Уличные грабежи, квартирные кражи, убийства, изнасилования стали обыденностью, от которой страдало все население города — от нэпманов до рабочих, с которых, казалось, и взять-то было нечего. Естественно, среди жертв были и военнослужащие. Алексей Горбылев сообщает в своих исследованиях об ограблении квартиры помощника начальника разведотдела округа П. М. Широкова, о нападении на другого коллегу Ощепкова — А. А. Шрота, приводит множество примеров сообщений местной криминальной хроники в стиле «…внезапный удар по шее ножом»; «…бросился из кустов и начал душить»; «…компания набросилась и избила до бесчувствия» и т. д. По подсчетам Горбылева, за день в Новосибирске милиция задерживала в среднем девять преступников, или каждого пятидесятого жителя города за год. Но самое главное, эти задержания давались правоохранительным органам с большим трудом, ибо сама милиция, численность которой была вдвое меньше установленных норм даже для обычного города, оказалась совершенно неспособна противостоять уголовникам на улицах города.
В конце судьбоносного для Ощепкова 1927 года местная газета «Советская Сибирь» опубликовала большую статью, посвященную проблеме безопасности жителей Новосибирска. В ней, в частности, говорилось:
«Наш город имеет площадь в 90,4 кв. километра, с населением в 150 тыс. чел. Он страшно разбросан, при множестве захолустных, темно-овражных окраин, не освещенных совершенно или освещенных, в лучшем случае, тусклыми керосиновыми фонарями.
Город, находясь на магистрали, в узловом пункте скрещения ж. д. и водных путей, и являясь в то же время административным центром Сибкрая, притягивает во множестве разные слои населения со всех концов Союза, часть которого, несомненно, связана с уголовной деятельностью.
И вот, такой огромный город, как Новосибирск, — не имеет необходимого количества милиционеров.
По нормам Наркомвнудела, в городе на 1 милиционера должно приходиться в обслуживание 750 чел. жителей. Фактически же сейчас 1 милиционер обслуживает в Новосибирске 1360 чел.
Новосибирская милиция имеет в своем составе 110 чел. младших милиционеров, вместо 200.
Численность активного состава уголрозыска сейчас также не велика и при сравнении штата б. губрозыска в 36 ч., за 1925 год, при населении города в 100 тыс. чел., с настоящим штатом угрозыска, в 20 чел. при населении города в 150 тыс. чел., получаем наглядную картину условий его работы»
[273].
«Условия для работы» новосибирских правоохранителей дошли до того, что уголовники выходили на охоту на милиционеров, специально совершая нападения на них с целью завладения оружием. Местные власти попытались решить проблему путем простого увеличения численности оперативного состава. На помощь милиции отправили 10 процентов местных чекистов, открыли дополнительную школу милиции на 120 курсантов — специально для обслуживания города и его сильно разбросанных и темных окрестностей. Решили укомплектовать штат, набрав на службу женщин, но те сами нуждались в дополнительной защите, поскольку оказывались еще более легкой добычей для бандитов
[274].
Надо отдать должное руководству новосибирской милиции: в конце концов оно поняло, что только экстенсивными мерами с преступностью ей не справиться. В целях повышения уровня профессиональной подготовки милиционеров было принято решение — еще до прибытия в город Василия Ощепкова — об обучении милиционеров приемам джиу- джицу. Приступили к этому в начале 1927 года: «По распоряжению сибирского административного отдела, в Сибири во всех отделениях розыска и милиции началось обучение агентов розыска и милиции японской борьбе по системе “Джиу-Джитсу”. В первую очередь, “Джиу-Джитсу” обучаются работники розыска. Сибадмотдел разослал везде свои разъяснения о правильном применении “Джиу-Джитсу”. Вредные и опасные для здоровья приемы разрешено применять только в крайнем случае, если жизнь агента или милиционера находится в опасности. К пьяным и невменяемым “Джиу-Джитсу” запрещено применять совсем»
[275]. Можно себе представить, насколько в такой обстановке вовремя и к месту оказался Василий Сергеевич, но интересно, как и под чьим руководством тренировались чекисты и милиционеры до его прибытия в город. Писатель Павел Нилин, служивший когда-то оперуполномоченным уголовного розыска в другом, но похожем на Новосибирск по криминальной ситуации городе — Иркутске, подробно описал такое «обучение» в повести «Знакомое лицо». Там суть подготовки сводилась к покупке сотрудниками на барахолке очередного издания (часто дореволюционного) учебника по «Джиу- Джитсу» (или даже по «Жiу-Жiтсу»), а дальше — кто во что горазд. Кто «набивал» себе ребро ладони о край табуретки, кто пытался всерьез изучить загадочные и трудновыполнимые приемы, но во всех случаях результат был один и тот же: отсутствие результатов такого «обучения».
