Заставший в живых третью супругу Ощепкова Михаил Лукашев писал: «Вдова Василия Сергеевича, Анна Ивановна, вспоминала, как он с юмором рассказывал о своей первой поездке в Страну восходящего солнца. Как, совершенно не зная языка, объяснялся с матросами, пытаясь сесть на японский пароход»
[33]. Этот забавный на первый взгляд рассказ свидетельствует о важных вещах: с самого начала своей карьеры Василий Ощепков не был обязан ничем никаким генералам, петербургским «вершителям судеб», уж тем паче — государю императору (и до этого один журналист дописался!), якобы прозорливо заметившему на Сахалине молодое дарование и откомандировавшему его в Токио «учиться на шпиона»
[34]. Ничего этого не было, никто его не «откомандировывал», никто о нем не думал — ни бог, ни царь, ни каторжный начальник. Имела место забота одного или нескольких опекунов, приметивших, что парень растет неплохой, несмотря на ссыльнокаторжное происхождение, способный, и был у них один из немногих шансов сделать из него человека — отправить если уж не на материк, то на другие острова — японские.
Говорят воспоминания Анны Ивановны Ощепковой и еще об одном: решение отправиться в Японию было спонтанным, поэтому и пытался Василий срочно сесть на японский пароход, не зная совершенно ни японского, ни какого-либо иного иностранного языка. Причина такого внезапного решения известна: в июле 1907 года после первого года обучения на каникулы из Токио приехал на Сахалин Трофим Юркевич — старый друг и сын школьного учителя
[35]. Рассказы о жизни в Токийской православной духовной семинарии о Николае Японском «всколыхнули сонный городишко». Особенно много интересного мог узнать от своего друга Василий Ощепков. Узнать и захотеть отправиться за море вместе с ним. Дело оставалось за деньгами, за опекуном. Или все-таки за опекунами?
Мы помним, что, по всем имеющимся, надо признать — не слишком многочисленным и обширным, данным, опекуном Василия являлся Емельян Владыко. Но… Основатель и глава Русской православной духовной миссии в Японии архиепископ Николай писал: «1907 г. 1 сентября явился в миссию мальчик Василий Ощепков, сын сосланной на Сахалин, ныне круглый сирота, с письмом от своего опекуна, учителя новомихайловского училища в Александровском посту на Сахалине, потомств. почетного гражданина В. П. Кострова и просьбою о принятии в семинарию. Принят»
[36]. Значит, опекунов было два? Что ж, тогда Василию повезло вдвойне (спасибо Сергею Захаровичу еще раз!) — у него была хорошая образовательная база для тех лет. С такой не стыдно было податься и в Токио. Или не в Токио? Ныне нередко встречаются публикации с упоминанием о том, что Ощепков учился в древней столице Японии — в Киото. Настало время разобраться с тем, куда все-таки приехал Василий в 1907 году, что представляла собой Православная духовная семинария и почему она находилась именно там, где находилась.
Глава третья
СЕМИНАРИЯ
Слова владыки Николая не допускают двойственного толкования: 1 сентября 1907 года сахалинский подросток Вася Ощепков прибыл именно в Русскую православную духовную миссию в Японии. Располагалась она в то время в Токио, на царящем над городом холме Суругадай, и там же, в одном комплексе зданий с миссией, находилась и Православная духовная семинария. Основателем и «куратором» ее был первый проповедник православия в Японии архиепископ Николай Японский. Несмотря на то что не сохранилось никаких упоминаний о том, как относился Василий Ощепков к владыке Николаю, что он о нем думал, как воспринимал свое обучение у него, без хотя бы краткого рассказа о святителе и о самой семинарии, об особенностях учебы и воспитания в ней, об отношениях русских и японцев на Суругадай, будет неполным рассказ о самом Василии Сергеевиче, о его жизненном пути. Без понимания того, как и чему учился здесь Ощепков, невозможно разобраться в решениях, которые он на этом пути принимал, нельзя понять, как и почему потом менял направления вектор его судьбы. А потому нам снова придется вернуться назад во времени и обратиться к событиям, предшествовавшим прибытию Васи Ощепкова на японскую землю.
8 марта 1891 года на территории Русской православной духовной миссии в Токио, на самой высокой точке центра Восточной столицы (так переводится название этого города на русский язык) состоялось освящение только что построенного православного собора Воскресения Христова. Это событие увенчало тридцатилетнюю историю проповеди православия в Японии, начавшуюся в 1861 году прибытием на северный остров Хоккайдо молодого иеромонаха Николая, в миру — Ивана Дмитриевича Касаткина. Приехав на «божественные острова» в период почти герметичной изоляции Японии от всего остального мира и запрета на проповедование любых религий, кроме национальной — синто, и давно пустившего здесь корни буддизма (да и тот испытывал сильнейший прессинг властей), Николай столкнулся с невиданными и непредвиденными им трудностями. Ему мешали, его не слушали, на него покушались. Случилась даже совершенно апостольская история о том, как злодей-язычник Савабэ Такума — самурай, настоятель синтоистского
[37] храма и бежавший от суда убийца купца, попытался убить Николая, но в итоге стал первым христианином, которого окрестил будущий святитель, и священником, приняв символическое в той ситуации имя Павел. Позже наши современники, не различающие христианство и язычество, будут как очевидцы рассказывать о том, что Николай остановил меч Савабэ заклинанием, а потому православный монах априори может считаться «небесным покровителем японских боевых искусств в России». Ничего не поделаешь, людям нужны легенды. На самом же деле была и всю жизнь продолжалась тяжелая, монотонная работа — просветительская, организаторская, даже финансовая. После того как проповедь христианства в Японии была разрешена, одной из главных проблем стала катастрофическая нехватка денег на самые неотложные нужды, не оставляющая любое достойное дело и по сей день. Удручающим для миссионеров препятствием стал и сам по себе японский язык, про который один из португальских проповедников сказал, что он настолько труден в изучении, что в его изобретении можно заподозрить дьявола, решившего не допустить таким образом распространения веры Христовой на Японских островах. И все же русский монах Николай оказался терпеливее и талантливее тех миссионеров, ибо справился и с этим препятствием, сам в совершенстве овладев японским языком, переведя на него за полвека своего подвижничества почти всю Библию, едва ли не все православные богослужебные книги, многие тома богословской литературы, сделав так, что служба в Японской православной церкви поныне ведется на японском языке.
