– Проснись! Вставай! Дзюэмон вернулся. Тебе нужно спрятаться как можно скорее!
– О боже! Боже! – заметался сумотори в испуге. – Что за незадача! Где, черт побери, мне спрятаться?
И он, натыкаясь на все подряд, стал искать место, где бы мог спрятаться, но так и не нашел.
Дзюэмон, видя, что его жена не идет отпирать дверь, окончательно потерял терпение и силой открыл скользящие ставни. Забравшись в дом, он оказался лицом к лицу со своей женой и ее любовником, которые застыли в растерянности, не зная, что делать. Дзюэмон уселся, закурил трубку и пристально смотрел них, не говоря ни слова. Наконец борец Такасэгава первым прервал молчание:
– Я думал, господин, что буду иметь удовольствие увидеться с вами в вашем доме сегодня вечером, поэтому и зашел к вам. Когда я пришел, госпожа О-Хияку была так добра, что предложила мне немного вина. А я выпил чуть больше меры, вино ударило мне в голову, и я заснул. Право, я должен извиниться за то, что позволил себе такую вольность в ваше отсутствие, но действительно, хотя обстоятельства против нас, между нами ничего не было.
– Конечно, – подтвердила О-Хияку, придя на помощь своему любовнику, – господин Такасэгава ни в чем не виноват. Именно я пригласила его выпить вина, поэтому, надеюсь, ты простишь его.
Дзюэмон еще некоторое время посидел, задумавшись, а затем сказал борцу:
– Говоришь, что ни в чем не виноват, но конечно же это ложь. Бесполезно пытаться скрыть твою вину. Однако в следующем году я, по всей вероятности, вернусь в свою провинцию, и тогда ты можешь взять О-Хияку и делать с ней все, что хочешь. Я буду слишком далеко, чтобы тревожиться о том, что станет с женщиной, у которой такое омерзительное сердце.
Борец и О-Хияку, услышав такие равнодушные слова Дзюэмона, потеряли дар речи, но держались спокойно.
– А ты, Такасэгава, – продолжал он, – можешь провести здесь ночь, если хочешь, и пойти домой утром.
– Благодарю, господин, – отвечал борец, – я вам премного благодарен, но дело в том, что у меня неотложное дело в другом конце города, поэтому, с вашего позволения, откланяюсь.
И он продолжал в том же духе, едва справляясь со смущением.
Что же касается неверной жены О-Хияку, она пребывала в сильной тревоге, ожидая, по крайней мере, сурового наказания, но Дзюэмон ее как будто не замечал и не выказывал никакого гнева, только с этого дня, хотя она и оставалась в его доме как жена, целиком и полностью от нее отделился.
Все шло своим чередом до тех пор, пока наконец в один прекрасный день О-Хияку, стоя в дверях, не увидела борца Такасэгаву, проходящего по улице. Она обратилась к нему:
– Боже мой! Неужели это господин Такасэгава? Быть того не может! Как долго мы не виделись! Прошу, входи. Давай побеседуем.
– Спасибо, премного благодарен. Но так как мне не понравилась прошлая сцена, полагаю, лучше будет, если я не приму твоего приглашения.
– Прошу тебя, не говори как трус. На следующий год, когда Дзюэмон вернется в свою провинцию, он наверняка оставит этот дом мне, и тогда мы поженимся и будем жить долго и счастливо.
– Мне не нравится слишком поспешно принимать сомнительные предложения.
[59]
– Ерунда! Не нужно проявлять деликатность, чтобы принять то, что тебе дают.
И с этими словами она взяла борца за руку и повела в дом. После того как они проговорили некоторое время, она сказала:
– Послушай меня, господин Такасэгава. Я долго размышляла над этим и не вижу другого выхода, как убить Дзюэмона и положить конец этой ситуации.
– Зачем это тебе нужно?
– Пока он жив, мы не можем пожениться. Я предлагаю, чтобы ты купил какой-нибудь яд, а я незаметно положу его ему в еду. Когда он умрет, мы сможем всласть порадоваться.
Сначала Такасэгава был изумлен и ошеломлен смелостью ее задумки, но, забыв о благодарности, которую должен был чувствовать к Дзюэмону за то, что тот пощадил ему жизнь в предыдущем случае, он отвечал:
– Ну, думаю, это можно устроить. У меня есть знакомый лекарь, я попрошу его составить яд и пошлю его тебе. Ты должна улучить момент, когда твой муж утратит бдительность, и заставить его принять яд.
Договорившись обо всем, Такасэгава ушел и, наняв лекаря, который составил для него яд, послал его О-Хияку с письмом, предлагая смешать отраву с лапшой, до которой Дзюэмон был большим охотником. Прочитав письмо, она аккуратно положила его в ящик стенного шкафа и стала ждать, когда Дзюэмон выразит желание отведать лапши.
Однажды, ближе к Новому году, когда О-Хияку ушла на вечеринку со своими подружками, случилось так, что Дзюэмону, который остался дома один, понадобилась какая-то мелочь, и, не найдя ее нигде, он решил заглянуть в стенной шкаф О-Хияку. Перекладывая содержимое шкафа, он наткнулся на роковое письмо. Когда Дзюэмон прочитал план положить яд ему в лапшу, он был ошеломлен и сказал себе: «Когда я застал этих двух животных за их темными делишками, пощадил их, потому что не хотел пачкать свой меч их кровью, но они не испытывают никакой благодарности за мое милосердие. Их преступление не опишешь словами, и я намерен убить их обоих».
Он положил письмо на прежнее место и стал ждать, когда его жена вернется домой. Как только она появилась, Дзюэмон сказал:
– Ты пришла домой рано, О-Хияку. Мне было скучно и одиноко сегодня вечером, давай выпьем вина.
И так как ее муж говорил без малейших признаков гнева, О-Хияку и в голову не могло прийти, что он видел письмо, поэтому она со спокойной душой занялась домашними хлопотами.
Следующим вечером, когда Дзюэмон сидел в своей лавке, подытоживая счета, держа в руке свой абак,
[60] мимо проходил Такасэгава, и Дзюэмон окликнул его:
– Рад встрече, Такасэгава! Я как раз подумывал пропустить чарочку вина сегодня вечером, но некому составить мне компанию, а пить одному – скучное занятие. Прошу, входи и выпей со мной за встречу.
– Благодарю вас, господин, с большим удовольствием, – отвечал борец, который не подозревал, куда клонит Дзюэмон, поэтому спокойно вошел, и они стали выпивать и закусывать.
– Сегодня очень холодный вечер, – сказал Дзюэмон некоторое время спустя, – думаю, мы согреемся немного, если поедим свежей и горячей лапши. Хотя, возможно, ты ее не любишь?
– Право, я очень люблю лапшу.
– Это хорошо. О-Хияку, пойди, пожалуйста, и купи немного лапши для нас.
– Сейчас, иду, – отвечала его жена и заторопилась выйти, чтобы купить лапши, довольная, что ей представилась возможность выполнить свой смертоносный план и убить мужа.
Приготовив лапшу, она вылила ее в две чаши и поставила перед мужчинами. Но только в чашу своего мужа она положила яд. Дзюэмон, который прекрасно знал, что она сделала, не притрагивался к еде, продолжая непринужденно вести беседу, а сумотори из вежливости тоже вынужден был выжидать. Неожиданно Дзюэмон воскликнул:
