Другие чужеземные боги время от времени появляются в египетской мифологии, оставляя в ней больший или меньший след. Так, Котхар, известный в угаритской религии как строитель дворца Баала, поставил свой талант на службу египетским богам, сооружая их часовни и став в этом их слугой.
Он появляется даже среди прислужников богов — палачей, которые казнят осужденных.
Критерии отбора, в соответствии с которыми пришельцы извне включаются в пантеон, не всегда очевидны, тем более что чужие боги не обязательно появляются в мифологических текстах, по крайней мере, судя по сегодняшнему состоянию источников.
Сравнение египетских текстов с ближневосточными, говорящими о тех же богах, показывает, что египетская религия не ограничилась заимствованием чужих богов с их адаптацией к собственным потребностям; она также перенимает и исконные характеры этих богов, их типы, интересные своими оригинальными функциями. Их мифологическое окружение также принимается в расчет. Лишь вследствие аналогии, обнаруженной при этом у заимствованного божества с теми или иными египетскими мифологическими сюжетами, оно входит в египетский пантеон. При этом оно не занимает в нем излишне расплывчатого места, но и не накладывается в точном смысле слова на уже существующий египетский образ. Оно привносит с собой некий аспект, черточку, более четко связанную с чужими землями. Его роль редко будет выдающейся; некоторые из таких богов занимают в египетской иерархии подчеркнуто второстепенное место. Процесс интеграции этих образов в египетскую религию включает в себя определенное соотнесение породивших их культур с египетским образом мышления. В этом смысле данный феномен, несмотря на его внешнее обличье, отличается от того, что мы увидим в греко-римскую эпоху. В эту эпоху контакт с инородной цивилизацией не привел к появлению в египетском пантеоне новых образов. Его состав оставался неизменным, но его образы испытывали воздействие двойной интерпретации. Первый ее аспект касался имени и позволял неегипетскому мышлению воспринять специфику божества, которая в ином случае осталась бы темной и непостижимой. Например, Тот мог получить имя Гермеса. Вторая трактовка касалась собственно индивидуальности божества и способов ее иконографической передачи. По сути, она создавала новое божество, в котором, вступая в синкретическое взаимодействие, проявляли себя черты, характерные для обеих культур. Такая «метисация» способствовала усвоению образа божества чужой культурой и его экспорту. Теперь оно уже не принадлежало только египетской цивилизации.
С чисто исторической точки зрения заимствования из ближневосточных религий вписываются в рамки тесных политических и экономических связей Египта и его соседей, особенно в эпоху Нового царства. Египетские чиновники, поселившиеся за границей, и в особенности иностранные поселенцы в Египте, рабы, художники, торговцы — вот, очевидно, источник этого явления. Но распространение чужих богов в Египте не могло бы осуществиться без одобрения и поддержки со стороны царской власти. Оно связано с историей людей. Их включение в мифологические повествования часто смешивает их с повседневной жизнью богов в Египте. Они действуют в этих рамках так, будто всегда там присутствовали, обнаруживая родственные связи, которые в определенной мере стирают их чужеродное происхождение. Долгое время Сет и Хатхор, как мужское и женское начало, единственные воплощали все внешнее по отношению к египетскому пантеону. Эта их роль не лишена неясностей. Двойственность внешнего мира, с его одновременно положительными и отрицательными аспектами, воплощается в них — то есть внутри египетского пантеона, — отрицая возможность перехода между упорядоченным миром и внешним по отношению к нему хаосом. Появление чужих богов становится переломным для такого восприятия внешнего и позволяет уточнить качества обеих сторон в этом контакте. Хатхор возвращается ее склонность к наслаждению и любви, причем ее сексуальность не подавляется, но и оказывается лишенной чрезмерности. Она становится умереннее в своих эротических проявлениях и в пылкой воинственности, направленной на своих сородичей. Сет же постепенно замыкается в своей роли изгнанника и чужака, в то время как пришельцы обретают то положительное значение, которое раньше имел и он.
Тот факт, что чужеземные боги теперь могут в борьбе против Сета ощутимо помогать египетским богам, включает их в число тех, кто поддерживает мировой порядок.
Тем самым они подтверждают, что порядок этот может распространяться и за пределы такого идеального творения, как Египет, что окраины, где хаос торжествует, находятся на самом деле дальше, чем можно было бы подумать. Отныне между идеальным творением и хаосом появляется пространство, величина которого, всегда готовая уменьшиться, зависит от исторической ситуации. Чужеземные боги утверждают вторжение человеческой истории в мир богов, они больше не предлагают только модель истории, они подвергаются ее воздействию. Заметим, что египтяне среди своей богатой добычи, накопленной в завоевательных походах, никогда не привозили изображений чужих богов, в то время как завоеватели Египта не гнушались вывозом статуй, похищенных из храмов побежденных.
Само такое пленение богов, которое представляло собой также и победу определенного мировоззрения, означало запоздалое и на этот раз вызванное желанием чужеземцев рассеяние египетских богов по всему средиземноморскому бассейну
[10]. Эта миграция из колыбели их творения неизбежно меняла их, подчиняя ритуалам, отличным от связанных с ними в Египте, и предвещая их смерть.
Глава третья
Обрести тело
Боги Египта способны определить свое место в мире себе подобных, знают имена друг друга и общаются между собой. Таким образом, существует определенная реальность, которая диктует различия между ними и выражается прежде всего в физических понятиях. Считается, что у богов имелись тело и лицо, которые придают им внешнюю индивидуальность и сообщают характерные черты, необходимые для жизни в их сообществе. Телу божества была присуща материальность, поскольку его можно было ранить или покалечить и поскольку вследствие его уничтожения его обладатель мог погибнуть. Как и у людей, тело служило для воспроизводства подобных себе и в определенных обстоятельствах могло развиваться и претерпевать возрастные изменения. Но эти столь обычные качества оказываются внешними и преходящими, когда возникает необходимость определить подлинную сущность тела бога. Его единство распадается на множество аспектов, механическое соединение которых к тому же не образует какого-либо единого целого. Страдания, которые претерпевает тело бога, не затрагивают его целиком; во всей совокупности доступных нам сведений о нем всегда остается некая часть, недоступная описанию. Оказывается, тело каждого бога создано как согласно тому, что предназначено его судьбой, так и согласно его собственной свободной воле.
