Трансформация божества из одного животного в другое означает и перемену его качества. Так, о солнце говорят, что «из скарабея оно превратилось в сокола»,
чтобы показать, что из своего состояния «зарождения» в момент восхода, у поверхности земли (скарабей) оно достигло полной силы в зените (сокол). Образ животного становится «общим местом», свойственным сразу ряду божеств, разделяющих одни и те же качества. Так, «обезьяна, дающая свое имя луне»,
часто передает свою внешность существам, появление которых на свет остается не завершено и которые находятся в состоянии зародыша. В частности, это происходит с преждевременно родившимся маленьким Хором;
но, кроме того, именно обезьяна обнаруживает и осквернителей часовни в Гелиополе, где должно было находиться тело Осириса. Предстающая перед их глазами обезьяна
— это сам бог, возрождающийся к новой жизни, но еще не завершивший это свое воплощение. По этому примеру видно, что животное обличье бога может не иметь никакой связи с его привычным обликом, поскольку в иных случаях Осирис известен нам только в образе человека. Божество может также воплощаться и в животном, отличном от того, облик которого для него типичен. Анубис, бог-шакал, способен по своему желанию превращаться в змею или сокола.
Таким образом, животный образ бога обладает совершенно особым качеством. Некоторые тексты определяют один из видов связи между богом и животным, говоря, что животное «присутствует» в том или ином божестве,
то есть оказывается чем-то независимым и внешним по отношению к богу, местопребыванием которого служит. Важно подчеркнуть, что это возможное присутствие имеет в виду животных из мира богов и реального земного мира, причем всех, кто относится к данному виду. В этом случае невозможно говорить о том, что животное — это «инкарнация» или «ипостась» божества, ибо оно предстает лишь как его временное обиталище. Определенный вид змей будет «присутствовать» в различных богах в зависимости от времени года и силы их яда.
Больше того, одно и то же существо может служить обиталищем — последовательно и даже одновременно — для разных божеств. Так, собака одновременно служит местопребыванием и Осириса, и Ра,
и это не порождает между двумя богами никакого конфликта. Чтобы стать вместилищем последовательно Анубиса и Сета, другой пес избирает иную судьбу. Будучи принесен в жертву и расчленен, чтобы воплотиться в Сета, он затем возрождается и обретает почести подле бога мертвых по причине своего сходства с Анубисом.
Внимательный анализ фактов, о которых шла речь выше, показывает тонкое различие между животным-иру, одной из бесчисленных граней проявления божества в мире, и животным-«хозяином», временной оболочкой бога, уязвимой и смертной. Это различие особенно ощутимо в мире людей, где разница между изображением и реальным животным определяется без труда, подобно разнице между уникальным животным, «ипостасью» божества, и остальными его собратьями по виду.
Это различие, однако, не так уж четко проводится в мире богов. Здесь по своим измерениям животное обличье бога соперничает со всеми иными его образами. Сокол-Хор может достигать в высоту и тысячи,
и семи
локтей; мангуст, в образе которого проявляется Ра, может быть и сорока шести, и семи локтей в длину.
Но животное, вмещающее бога, может быть столь огромным, что сам бог, находясь перед ним, может быть не в состоянии воспринять его облик.
Несмотря на свои сверхъестественные качества, тело животного балансирует между полной неистребимостью и уязвимостью: двойственность этой ситуации проявляется в одном из текстов. Простой смертный оказывается перед богом, чтобы выполнить весьма трудную задачу. По причинам, о которых не говорится, он должен убить вмещающего божество сокола и уничтожить его тело.
По тому, каким образом в этом тексте описывается эта птица, становится ясно, что речь идет именно об уникальном существе, а не просто об одном из представителей этого вида. Этот сокол наделен исключительными способностями, поэтому приходится принимать специальные меры предосторожности, чтобы не ослепнуть, приближаясь к нему. Кроме того, его невозможно убить иначе как с помощью особого оружия, изготовленного по указаниям другого божества. Его следует убить и предать земле без особых церемоний, но при этом обязательно обезглавить. Лишение жизни подобным образом практиковалось в Египте только по отношению к птицам, несущим зло, и здесь эта практика представлена в полной мере. Наделенное некоей божественностью, это существо само по себе все же не может быть божеством. Его постигает смерть, которую можно назвать позорной, и, вдобавок к этому, его тело оказывается полностью уничтоженным.
Пища богов
Когда мы видим на храмовых рельефах груды съестных припасов, принесенных богам в качестве жертв, когда мы просматриваем списки и перечни самых разных предназначенных им продуктов, мы могли бы представить себе богов бесконечно пирующими в довольстве и роскоши. Ничего подобного — существует явный контраст между обильными яствами, которые приносят богам люди и которые в итоге употребляются в пищу жрецами, и связанными с едой обычаями, существующими в мире богов. Их пища скромна и лишена излишеств. В течение всей долгой тяжбы Хора и Сета, во время которой надо было как-то питаться, мы видим, что боги не едят ничего, кроме хлеба.
Сам контекст, в котором мы встречаем это упоминание, неожидан. Можно было бы ожидать, что собрание богов, занятое обсуждением вопроса о наследстве и правах на него, воздержится во время заседаний от еды
[14]. Однако замечание верховного бога, утомленного спорами и разглагольствованиями, позволяет думать, что питье и еда были одним из любимых занятий богов, когда им выпадало спокойное время.
Хлеб и свежая вода были их обычной пищей,
хотя при этом не исключались и другие, более питательные продукты. Отвечая на вопрос Ра, вся компания,
состоящая из богов, выказывает предпочтение надлежащим образом разделанному жареному мясу,
в сочетании с зерном и, видимо, без соли. Поедание огромного количества мяса не воспринималось особенно хорошо и вызывало некоторое осуждение. Во время одного из конфликтов в мире богов Себеку, богу-крокодилу, удается застать врасплох банду врагов и перебить их. В плену собственных естественных склонностей, он, не задумываясь, поедает их, но берет с собой их головы в качестве трофея. Боги устремляются ему навстречу с криком: «Помешайте ему съесть их (головы), дайте ему хлеба!»
Можно представить себе выражение лица несчастного Себека. Богу вообще плохо удавалось справиться со своей любовью к мясной пище, и временами его охватывал совсем уж несвоевременный голод. Когда расчлененный Осирис был брошен в воду, Себек поддался искушению и проглотил одну из частей его тела. За эту вину — скорее за неумеренную прожорливость, чем за ущерб, нанесенный телу своего сородича, — он будет наказан: ему отрежут язык, и именно по этой причине, как сообщает нам повествование, у крокодилов нет языка.
Все боги с хищными наклонностями, обычным занятием которых становится свежевание своих врагов, вызывают к себе недоверие, а то и страх. Таков бог Монту, о котором говорится, что «хлебом ему служат сердца, а водой кровь»,
а также богини-львицы, которые «едят мясо сырым и жареным».
Можно догадаться, что сырое мясо не было частью ежедневного рациона богов. Излишние возлияния также не были в обычае и считались привилегией Сета: если он решал напиться, ничто не могло его остановить.
Даже имя его легко трансформировать в Сетех — «пьяный». Хатхор, богиня любви, также не пренебрегает выпивкой. Легкое опьянение помогает ее почитателям сообщаться с ней, вплоть до того, что они без колебаний добавляют в свое питье небольшое количество наркотических веществ.
Надписи, оставленные участниками экспедиций к рудникам Синая, которые находились под ее покровительством, показывают, что люди употребляли много вина, посвященного именно этой богине.
Воинственный Хор, в свою очередь, предпочитал питье из винограда, раздавленного в воде. Ему было свойственно напиваться, не пьянея, чтобы придать себе храбрости в бою и избавиться от уныния.
Практически ничего не говорится о том, как подавалась богам их пища и кто отвечал за это. Некую роль в этом играло только одно существо, заведовавшее приготовлением блюд и порядком их «сервировки». Этот «стольник», как его обычно называют, хотя круг его обязанностей ближе всего соответствует положению метрдотеля, занимает, очевидно, достаточно высокое место в иерархии.
Он приближен к великим богам и является также их доверенным лицом. Благодаря своему положению он может быть идеальным посредником, способным похлопотать перед своим господином за многочисленных просителей. Иногда этот прислужник попадает впросак из-за недостаточного старания в исполнении своих обязанностей. Так, однажды Бастет-Сохмет пожаловалась, что проглотила маленькую острую кость, попавшую в жаркое: этот неприятный случай вызвал у нее сильный кашель.
