Такой эта повесть выглядела в ее первоначальном варианте: Агамемнон убит любовником своей жены. Но это – жалкий вымысел. Как долго он держался на сцене, мы не знаем, но следующая известная версия, изложенная Эсхилом около 450 г. до н. э., выглядит совершенно иначе. Теперь это трагическая история о неизбежном, неотвратимом отмщении, о титанических страстях и невозможности уйти от судьбы. Причиной смерти Агамемнона теперь является уже не греховная любовь мужчины и женщины, а материнская любовь к дочери, убитой ее собственным отцом, и решимость жены отомстить за эту смерть, лишив жизни супруга. Образ Эгиста бледнеет; он едва заметен. Все решения принимает жена Агамемнона Клитемнестра.
Сыновья Атрея: Агамемнон, вождь пришедших под Трою греков, и Менелай, муж Елены, по-разному завершают свой жизненный путь. Менелай, которому не очень везет в начале жизни, в свои пожилые годы имеет все основания радоваться ей. Да, на какое-то время он теряет жену, но после падения Трои снова обретает ее. Его корабль относит к берегам Египта штормом, который Афина насылает на греческий флот, но в конце концов он благополучно возвращается домой и долгое время счастливо живет вместе с Еленой. Но с его братом дела обстояли совсем иначе.
После падения Трои Агамемнон оказывается самым удачливым из победоносных греческих вождей. Его корабль не разбивается в шторме, уничтожившем или угнавшем к берегам дальних стран множество других кораблей. Он вступает в родной город не только живым и здоровым после всех опасностей, угрожавших ему на суше и на море. Он входит в него как триумфатор, как гордый победитель Трои. Дома его дожидаются. Уже получено известие о его высадке, и жители города собираются, чтобы устроить ему торжественную встречу. Он, как представляется всем, – самый прославленный вождь, возвращающийся во всем своем блеске и величии. Победа следует за его спиной, а перед ним шествуют мир и благополучие.
Но среди приветствующей Агамемнона толпы, благодарящей небо за его возвращение, видны тревожные лица, слышны слова, свидетельствующие о темных дурных предчувствиях. Они передаются из уст в уста.
Он увидит здесь страшные вещи, – говорят люди в толпе. – Когда-то во дворце все было честно и хорошо, но этого уже давно нет… Если бы стены могли говорить…
Перед дворцом, чтобы почтить царя, собрались старейшины, но они – тоже в смущении, они испуганы и встревожены еще больше, чем волнующаяся толпа. Расходясь, они шепотом говорят о минувшем. Они далеко не молоды, и прошлое для них гораздо реальнее настоящего. Они вспоминали о принесении в жертву Ифигении, этого милого, невинного создания, безгранично доверявшего своему отцу, а потом представшего пред алтарем, вспоминали о безжалостных ножах, о безжалостных лицах вокруг нее. Старики говорили между собой, и перед ними представали живые картины прошлого, как будто они сами присутствовали там, как будто они сами вместе с Ифигенией слышали, как ее любимый отец приказывает приподнять ее и держать над алтарем. Он убил ее, конечно, не по своей воле, но под давлением войска, жаждущего благоприятного ветра для отплытия в Трою. Однако все обстояло не так просто. Агамемнон поддался этому давлению, поскольку зло, накапливающееся в его роду от поколения к поколению, должно было сказаться и на нем. Старейшины прекрасно знали о тяготевшем над домом Атрея проклятии.
Еще не утихла в сердцах
Жажда крови. Сильна еще старая боль,
А уж новые раны открылись.
Со дня смерти Ифигении прошло десять лет, но последствия ее гибели сказываются и по сей день. Старейшины мудры. Они знают, что каждый грех ведет к новому, каждая вина тянет за собой еще одну вину. Теперь угроза, исходящая от девушки, которой уже нет в живых, повисла над головой ее отца в самый час его триумфа. И все-таки, шептали старики друг другу, быть может, сейчас она не осуществится, не станет реальностью. Они пытались найти хоть крупицу надежды, зная в глубине сердца, но не осмеливаясь говорить об этом вслух, что месть уже затаилась во дворце, поджидая Агамемнона.
Месть поджидала его еще с тех пор, когда царица Клитемнестра вернулась из Авлиды, где была свидетельницей гибели дочери. Она не стала хранить верность своему супругу – ведь он убил ребенка. Она завела любовника, и все про это знали. Все также знали, что она не отослала его, когда пришла весть о возвращении Агамемнона. Он по-прежнему во дворце, рядом с ней. Что же замышляется за дверями дворца? Неожиданно до толпы, теряющейся в догадках, донеслись шум и крики: подъезжали колесницы, раздавались чьи-то возгласы. Во двор въехала царская колесница. На ней рядом с царем стояла девушка, очень красивая и вместе с тем очень странно выглядевшая. За колесницей следовали слуги и городские жители, и, когда колесница остановилась, двери дворца распахнулись, и в них появилась царица.
Агамемнон сошел с колесницы, громко молясь: «О победа, да пребудь со мной вовеки!» Его супруга пошла к нему навстречу. Ее лицо лучилось, голова была высоко поднята. Она понимала, что все присутствующие здесь мужчины, за исключением ее супруга, прекрасно осведомлены о ее неверности, но она дерзко смотрела им в лица и смеющимися губами словно сообщала, что даже в их присутствии она должна в этот момент говорить о своей великой любви к мужу и о той мучительной боли, от которой она страдала в его отсутствие. А затем с ликующей радостью она попросила его войти во дворец.
– Ты – наша защита, – провозгласила она, – наш могучий оплот. Узреть тебя – столь же радостно, как моряку после шторма увидеть землю, как изнемогающему от жажды путнику увидеть широко разлившийся поток!
Агамемнон отвечал ей, но сдержанно, а потом направился во дворец, обратив ее внимание на девушку, все еще стоящую на колеснице.
– Это – Кассандра, – объяснил он жене, – подаренная мне войском, цветок из всех пленниц. Пусть Клитемнестра присматривает за ней и хорошо с ней обращается.
С этими словами он вошел во дворец, и двери за супругами закрылись. Для одного из них они не откроются уже никогда.
Толпа разошлась. Только старики еще чего-то ждали, стоя перед молчащим дворцом с запертыми дверями. Их внимание привлекла пленная царевна, и они с интересом принялись ее разглядывать. Им доводилось слышать об ее удивительной славе пророчицы, которой не верила ни одна живая душа и пророчества которой тем не менее всегда сбывались. Она обратила в их сторону испуганное лицо.
– Куда меня привезли? – спросила она в ужасе. – Чей это дом?
Старейшины ответили ей, что это – дворец сына Атрея. И тут она закричала:
– Нет! Это дом, ненавистный богам, дом, где убивают мужчин, дом, пол в котором красен от крови!
Старики обменялись испуганными взглядами. Кровь, убитые мужчины – ведь обо всем этом они только что думали сами, размышляя о страшном прошлом, влекущем за собой еще более страшные события. Как же она, чужеземка, может знать об их прошлом?
– Я слышу детские крики, – продолжала та.
Вот слышу я младенцев бедных плач,
Детей несчастных, съеденных родителем.
Фиест и его сыновья! Где же она могла услышать о них? С ее губ срывались совсем непонятные слова. Казалось, она видела, что произошло в этом дворце много лет назад, казалось, она присутствовала здесь тогда, когда смерть следовала за смертью, когда каждое отдельно взятое преступление и все они вместе влекли за собой все новые и новые. Потом от прошлого Кассандра перешла к будущему. Старики услышали, как она с криками прорицала, что сегодня к списку смертей добавятся еще две и одной из них будет ее собственная.
