Это коварное предложение заставило Кефала сходить с ума от ревности. Его так долго не было дома, а Прокрида так красива… Он решил, что не успокоится до тех пор, пока сам не убедится, что Прокрида любит его одного и все время оставалась ему верна. Так или иначе, он решил изменить свою внешность. По некоторым источникам, в этом ему помогала Аврора; во всяком случае, Кефал замаскировал себя настолько хорошо, что, когда под видом странника он вернулся в свой дом, никто из домочадцев его не узнал. Ему было приятно убедиться, что все в доме ждут возвращения хозяина, однако своих намерений он не изменил. Все же, когда он был допущен к Прокриде и увидел ее бросающуюся в глаза печаль, горестное лицо и скромную манеру держаться, он было решился отказаться от своего плана, но не отказался, помня коварные слова Авроры. Сразу же по возвращении в дом он начал склонять Прокриду вступить в любовную связь с ним, с чужеземцем. Он изо всех сил принялся ухаживать за ней, не забывая при этом упомянуть, что ее супруг просто-напросто забыл о ней. Тем не менее он долго не мог растопить ее сердце. На все свои мольбы он слышал только один ответ: «Я принадлежу ему, и, где бы он ни был, я берегу свою любовь для него».
Но однажды, когда он снова начал изливать свои просьбы, слова убеждения и всяческие обещания, она помедлила с ответом. Она не сдалась, а лишь не противилась его натиску с прежней твердостью, но для Кефала этого было вполне достаточно.
– O, вероломная, бесстыдная женщина, я же – твой муж! – вскричал он. – Свидетельствую, что ты мне неверна! Прокрида пристально посмотрела на него, а потом, не говоря ни слова, повернулась и ушла из дома. Ее любовь к нему обернулась ненавистью. Она прокляла весь мужской род и отправилась в горы, чтобы жить там в одиночестве. Кефал же быстро пришел в себя, сменил гнев на милость, поняв, какую дурную роль ему пришлось сыграть. Он долго искал ее повсюду, пока не нашел, а потом несмело попросил у нее прощения.
Прокрида не могла простить Кефала, глубоко переживая, как он ее обманул, прикинувшись чужеземцем. В конце концов ему удалось завоевать ее, и они прожили вместе несколько счастливых лет. Однажды они по своему обыкновению отправились на охоту. Надо сказать, что Прокрида подарила супругу копье, никогда не знающее промаха. Дойдя до леса, супруги в поисках дичи разделились. Кефал неожиданно заметил, что что-то копошится в самой чаще, и метнул туда копье. Оно, как всегда, попало в цель, в лесной чаще, пронзенное копьем, лежало мертвое тело Прокриды.
Орифия и Борей
Одну из сестер Прокриды звали Орифия. В нее влюбился Борей, северный ветер, но ее отец Эрехтей, а также граждане Афин противились его сватовству. Не забывая печальную судьбу Прокны и Филомелы, да и северное происхождение злодея Терея, они испытывали ненависть ко всем северянам и отказывались выдать Орифию за Борея. Однако, полагая, что могут удержать при себе то, что хотелось заполучить могучему северному ветру, они жестоко ошибались. Однажды, когда Орифия играла с сестрами на берегу реки, Борей опустился к ней в виде гигантского смерча и унес с собой. Впоследствии двое ее сыновей, которых она родила Борею, – Зет и Калаид – отправятся вместе с Ясоном за золотым руном.
* * *
Однажды Сократ, великий учитель Афин, живший сотни, даже тысячи лет после того, как впервые были рассказаны мифы, прогуливался с молодым человеком по имени Федр, к которому был искренне привязан. Прогуливаясь, они лениво беседовали, и Федр спросил:
– Скажи, а не здесь ли то место, откуда, как говорят, Борей похитил Орифию?
– Где-то здесь, – ответил Сократ.
– Думаешь, оно самое? – удивился Федр. – Ручеек – чистый и прозрачный, и, как я представляю, девушки вполне могли резвиться где-то здесь поблизости.
– Полагаю, – отвечал Сократ, – что это место – на четверть мили ниже по течению, и где-то там и алтарь Борея.
– Скажи, Сократ, – продолжал Федр, – ты действительно веришь в эту историю?
– Мудрые склонны к сомнению, – отвечал тот, – и если я сомневаюсь, значит, я – не один.
Разговор происходил во второй половине V в. до н. э. Древние сказания уже переставали интересовать умы людей.
Креуса и Ион
Креуса была сестрой Прокриды и Орифии и, как и они, глубоко несчастной женщиной. Однажды, когда она была еще совсем молоденькой, едва, в сущности, выйдя из отроческого возраста, она отправилась на прогулку собирать крокусы на горе, в которой была глубокая пещера. Ее покрывало, которое она использовала вместо корзинки, уже было полным-полно этих желтых цветов, и она уже направлялась домой, когда ее схватил в объятия какой-то мужчина, появившийся словно ниоткуда или сразу же ставший видимым. Он был божественно красив, но она – в ужасе своем – даже не успела заметить, как он выглядит. Она воззвала к своей матери, но помощи было ждать неоткуда. Ее похититель, Аполлон, тотчас же увлек ее в темную пещеру.
Хотя он и был богом, она возненавидела его, в особенности в ту пору, когда ей подходило время родить дитя, а он не подал ей ни одной весточки и не оказал помощи. Рассказать о своей беде родителям она не смела. Конечно, ее возлюбленным был бог и сопротивляться ему она не смела, но, как показывает опыт, это обстоятельство извинительным не считалось. Сознаваясь в грехе, девушка подвергала себя риску расстаться с жизнью.
Когда Креусе пришло время рожать, она в одиночку отправилась в ту самую мрачную пещеру, где и родила сына. И здесь она оставила его одного умирать. Несколько позже, мучаясь от желания узнать, что же с ним все-таки сталось, она вернулась назад. Но пещера оказалась пустой, и даже капель крови нигде не было видно. Дикие звери, очевидно, не тронули ребенка. И что удивительно, вещи, в которые она завернула его: накидка и плащ, сотканные ее собственными руками, также исчезли. Она испугалась, что, быть может, в пещеру влетел большой орел или гриф и унес дитя вместе со всеми вещами в своих ужасных когтях. Это, видимо, было единственно возможное объяснение.
Через некоторое время она вышла замуж. Ее отец, царь Эрехтей, отдал ее руку чужеземцу в качестве награды за помощь в войне. Ее муж, которого звали Ксуф, был определенно грек, но родом не из Афин и даже не из Аттики. Афиняне смотрели на него как на пришельца, более того, как на чужака, и, если Креуса и Ксуф длительное время оставались бездетными, афиняне не считали это большой бедой для их семьи. Для Ксуфа же это было несчастьем. Ему страстно, гораздо больше, чем Креусе, хотелось сына. Поэтому они отправились в Дельфы, это прибежище всех попавших в беду греков, чтобы спросить бога, смогут ли они иметь ребенка.
Креуса, оставив своего супруга в городе в обществе одного из жрецов, направилась в святилище одна. В его внешнем дворе она встретила красивого юношу в жреческом одеянии, собирающегося очистить священное место водой из золотого колодца и распевающего хвалебный гимн своему богу. Он очень по-доброму оглядел красивую статную женщину, как и она его, и они вступили в разговор. Он сказал ей, что она – из высокорожденных и носит на себе благословение судьбы. На это Креуса с горечью ответствовала:
