— Теперь понятно, почему ее не могли найти, — заметила Полина. — В смысле, полиция. Вы сказали, ее обрили и лицо… изуродовано. Наверное, даже если бы вы сообщили, ее не смогли бы узнать.
— Конечно, я сообщила, — призналась игуменья. — Но исчезают многие, а находятся единицы…
Все угрюмо кивнули.
— Простите, — осторожно начал Стас. — Мать Катерина, мы все-таки вынуждены просить вас, чтобы вы разрешили нам поговорить с ней. С Лизой. Это касается ее дочери. И это важно.
— Ее дочь мертва, — настоятельница опять перекрестилась, прошептала слова молитвы. — Зачем вы хотите тревожить Марию? На ее долю и так выпало немало испытаний.
— Мы это понимаем, — заметила Ксюша. — Но… Тут такое дело… Мы… У нас некое агентство, которое занимается весьма необычными случаями. И…
— Необычные случаи? — интуитивно почувствовав тревогу, мать Катерина нахмурилась. — Какие? Можно подробнее?
— Сейчас! — опять засуетился Митька. — Я все расскажу!
Выглядело это немного комично: как ученик, выучивший урок, он спешил поделиться знаниями.
— Только… Простите, можно я это вытащу? — он доставал из своего вечного рюкзака любимый планшет. — И покажу. Хорошо?
И вновь, как это бывало, его энтузиазм и детская непосредственность разрядили ситуацию. На лице суровой настоятельницы мелькнула улыбка. Она кивнула, склонилась ближе…
Мать-настоятельница за свою жизнь повидала многое. И историй странных ей приходилось слышать достаточно. То, что рассказали эти молодые люди… пугало. Но в то же время их желание помочь, разобраться, спасти говорило игуменье о том, что мир этот еще не так плох.
— Вот что, дети, — сказала она. — Идите пока домой.
На лицах всех четверых членов клуба охотников за привидениями проступило изумление и некое решительное упрямство. Никто из них не хотел отступать.
— Не то вы подумали, — успокоила их мать Катерина. — Благое вы делаете дело. Верю я вам. Но тут… Сама я с Лизой говорить буду. А уж потом и вы повидаете ее.
— Важно-то не повидать, — жалобно напомнил Митька. — Надо же в ту подворотню идти! Мы ее не бросим там, вы не думайте!
— Все будет сделано, — спокойно рассуждала настоятельница. — Но лучше я сама… Пострадала ваша Лиза сильно. Дайте ей еще чуть-чуть времени…
— А в полицию? — вспомнила вдруг Полина. — Надо же им сообщить!
— Это вы сами…
12
Вечер был промозглым и холодным. Не так, как в конце октября, когда морозы больше пятнадцати градусов были. Но и сейчас минус семь ощущалось. Снега не было вообще, от вида голых веток и серой промерзшей земли становилось еще более неуютно.
Темнело рано, как-то сразу до черноты. Двор будто утонул в ночи. И будто вымер. Даже прямоугольники окон, где в квартирах горел свет, казались далекими. Полина и Ксюша стояли недалеко от крайнего подъезда. Так, чтобы можно было увидеть вход в проклятую подворотню, но сбоку. Стас и Митька ждали с другой стороны, где из-под арки можно было выйти на улицу.
Холод и ночь давили на нервы. Тишина и безлюдность угнетали. И конечно, страх. Ксюша все время потирала руки, несмотря на кожаные перчатки с меховой подпушкой. Она уже все это видела. Дважды. Сама, когда шла по этой подворотне. И потом — во сне. Она так и не уговорила себя бояться призраков чуть меньше. Каждая встреча наполняла ее ужасом, ощущением брезгливости и какой-то чуждости. А еще каждый раз в ней все восставало против самого факта существования привидений. И появлялось агрессивное дикое желание вычеркнуть из жизни, из мира это неправильное, неуместное явление. Наверное, именно этой собственной агрессии Ксюша и боялась больше всего.
Совсем не вовремя вспомнила она, как бегала по этому пустынному двору от сгустка тумана, который, как ей тогда казалось, смеется над ней детским злым смехом, который загоняет ее в ловушку. Вспомнила, как метала в призрака соль и опилки, как била его ветвями березы. Тогда ею двигал уже не страх, а единственное, сильное, всепоглощающее желание уничтожить…
— Эй, — Полина положила подруге руку на предплечье. — Как ты?
Ксюша вздрогнула, но нашла силы улыбнуться подруге:
— Нормально. Я выдержу. Только… Мне становится плохо от мысли, что мы должны оставить Лизу один на один с призраком. Понимаю, что это ее дочь, но…
— Мать Катерина была права, — после некоторой паузы заметила Полина. — Это испытание для нас и искупление для нее.
Ксюша кивнула. Разумом она понимала все, но от этого меньше нервничать не стала.
Еще несколько минут прошло в гнетущей тишине. Девушки так и стояли рядом, уже не пытаясь заговаривать друг с другом. Слишком давила эта тишина и ожидание. Но вот раздался стук каблучков. Ксюша и Полина придвинулись чуть ближе, чтобы видеть, кто идет вдоль двора к той самой проклятой подворотне. На миг у Ксюши даже закружилась голова. Все было как в ее сне! Та же высокая, стройная женщина в черных узких джинсах, в кожаной куртке, на воротнике и рукавах которой даже в темноте поблескивали стразы. Куртка была распахнута, под ней виднелась яркая пятнистая блузка.
Вот только больше не было гривы черных спутанных волос, не было нервной полуулыбки, а на белой коже щек виднелись шрамы. На голове у женщины топорщился небольшой ежик недавно отросших волос. Но в остальном это была та же Лиза. И она решительно двигалась вперед, туда, в арку, в темный тоннель, где ее ждали.
Женщина скрылась в арке. Стук каблучков замолк. Ксюша гулко сглотнула. Она уже знала, чего ждать. И вот прокатилась первая волна того самого сухого, острого, продирающего насквозь холода и еще что-то… Как ультразвук, когда начинает ломить уши. И то самое ощущение тошнотворного ужаса.
Полина и Ксюша, интуитивно взявшись за руки, точнее, просто вцепившись друг в друга, переместились ближе к страшному входу в этот каменный тоннель.
— О боже, — выдохнула Полина, увидев это.
У стены начал сгущаться туман. Маленький клубочек рос, обретая формы. И вместе с ним росла волна ужаса, неприятия и… ярости. Ксюша еще крепче сжала руку подруги. В этот раз у нее было преимущество, она уже видела это.
— Галка, — позвала женщина. Она стояла неподвижно в самом начале арочного прохода. И в ее голосе была и надежда, и какая-то радость, а еще боль и печаль. Все сразу. А главное, любовь. — Девочка моя…
Лиза бросилась вперед. Казалось, ее не касается это жуткое впечатление, этот холод и страх, эта набирающая обороты ярость призрака. Женщина стремилась вперед, расставив руки, будто надеялась обнять, прижать к себе то, что когда-то было ее дочерью.
Ксюша заметила, как с той стороны в подворотню вошли Стас и Митька. Митька, как всегда подвижный, суетной, чуть ли не подпрыгивал на месте, вытаскивая из своего вечного потрепанного рюкзака железную цепь. А Стас, наоборот, застыл, глядя на формирующуюся у стены фигуру, на идущую навстречу призраку женщину. На его лице была смесь ужаса от увиденного и тревоги за Лизу, так самоотверженно спешащую навстречу опасности.
