Люди и стихия за несколько часов разрушили то, что созидалось сотни лет. Ни с чем не сравнимую красоту. Все это сопровождалось огромным количеством человеческих жертв. На рассвете мир поймет, что Рим навсегда изменился. Разумеется, при условии, что город переживет эту ночь.
От подобных размышлений Креспи оторвала сотрудница.
– Синьор, вас вызывают по радио из патрульной машины. Агент представилась как Сандра Вега.
– Дайте мне ее, – заволновался комиссар. Взяв трубку, заговорил первым: – Вега, это правда ты?
– Да, Креспи. Я самая.
На линии были помехи, но комиссар был рад услышать голос коллеги.
– Скажи мне, что ты не в Трастевере, что ты вышла из дому до наводнения.
– Успокойся, комиссар, со мной все хорошо.
– Слава богу. – Креспи испытал облегчение, но ненадолго.
– Я знаю, что ты – один из них.
Эта двусмысленная фраза пригвоздила его к месту, вогнала в дрожь.
– Что ты сказала? Я не понял…
– Все ты понял. Я знаю, – повторила Сандра.
Комиссар прикрыл трубку рукой, чтобы никто не слышал.
– Послушай, Вега, я пытался сказать тебе утром, я не кривил душой, клянусь. Иначе зачем вообще открывать тебе эту тайну?
– Значит, так оно и есть: ты говорил не со слов Витали, ты давно это знал.
– Оставим пока Витали, есть вещи поважнее… – Несмотря на кондиционер, комиссар обливался по́том. – Я хочу выйти оттуда… Но не знаю как. – Молчание. – Вега, ты слышишь?
– Да, слышу. Этот разговор не для радиосвязи, тебе не кажется?
Она была права: любой, подключившись на их волну, мог подслушать.
– Что ты предлагаешь?
– Встретимся через час в кафе «Греко».
10
Креспи незаметно выбрался из «муравейника». Он нес с собой темную спортивную сумку.
Место встречи находилось на престижной улице Кондотти, ведущей к одному из самых знаменитых мест в мире – площади Испании.
Славилась она и бутиками самых известных итальянских и мировых фирм, да и вообще великим множеством роскошных магазинов.
Старинное кафе «Греко» представляло собой в некотором роде исключение. Основанное в 1760 году уроженцем Леванта, оно превратилось со временем в некую культурную нишу, где собирались интеллектуалы и художники всех родов. Не говоря уже об отменном эспрессо, кафе было знаменито своей отделкой – стены помпейского красного цвета, столики серого мрамора, стулья, обитые бархатом, люстры в стиле либерти и ар-деко, зеркала и картины в золоченых рамах.
Именно так представлял себе Креспи место, куда он шел. При нем был фонарь, но комиссар не включил его ни разу, боясь, что смутьяны, заметив свет, накинутся на прохожего. Он посветил себе, только достигнув цели. И застыл в недоумении перед черной дырой, зияющей перед ним. Все было попорчено, изувечено невежеством и скотством. Та же судьба постигла магазины и бутики по всей улице. Разграблены ювелирные салоны Булгари и Картье, растащены последние модели Гуччи, Прады, Диора и Вюиттона. Но худшая картина открылась, когда комиссар направил луч фонаря на площадь Испании. Та была непоправимо обезображена. Монументальная барочная лестница лежала в обломках: вандалы развлекались, съезжая по ста тридцати пяти белым ступеням на автомобилях. Какой-то «мерседес» напрочь снес знаменитый фонтан Баркачча.
Креспи углубился в темную пещеру, которая совсем недавно была самым красивым кафе в Риме. Погромщики не пощадили ничего. Поставив на пол спортивную сумку, комиссар нагнулся и подобрал осколок прославленной фарфоровой чашечки с логотипом «Греко». Кто знает, сколько людей приникали губами к гладкому крепкому ободку, обретая благородное наслаждение. Креспи горестно покачал головой.
– Сюда! – окликнули его.
Ступая по осколкам стекла и обломкам древесины и мрамора, он добрался до зала «Омнибус», где на стенах красовались гипсовые таблички в память о знаменитых посетителях кафе – от Аполлинера до Бизе, Кановы, Гёте, Джойса, Китса, Леопарди, Мелвилла, Ницше, Марка Твена и Орсона Уэллса, и этот перечень неполон. Теперь от табличек остались лишь черепки да белая пыль, висевшая в воздухе.
Сандра стояла посреди комнаты. Комиссар направил на нее фонарь. Разутая, в вечернем платье, разорванном во многих местах, руки в карманах фуфайки с капюшоном. Волосы и лицо в грязи. Вид ее вполне вписывался в разгром, царивший вокруг.
– Я принес то, что ты просила. – Креспи показал на сумку.
– Хорошо, поставь на пол.
Креспи повиновался.
– Я здесь, чтобы помочь тебе, комиссар. Но сначала я должна понять, насколько ты замешан…
Полицейский промолчал, потом приспустил брюки и показал левое бедро.
Перед глазами Сандры предстала татуировка, голубой кружок.
– Мне не забыть того, что ты сделал для меня за эти годы, вот почему мы все еще друзья.
– Хотел бы я верить тебе, Вега, – вздохнул Креспи, поправляя брюки.
– Ты сказал по радиосвязи, что хочешь выйти из игры, ведь так?
Креспи вытащил пистолет.
– Как мне убедиться, что ты не одна из них? Твоя фотография – в памяти сотового телефона, который мы нашли в такси.
– Если ты думаешь, как Витали, то зачем пришел?
– Чтобы ты им передала: пусть оставят меня в покое. – Креспи невольно всхлипнул, он ненавидел себя за малодушие, но поделать ничего не мог: никогда в жизни ему не было так страшно. Он был расстроен, устал, но все-таки уловил, как Сандра скосила глаза в сторону. Поглядела куда-то в темноту, направо. Зачем?
Комиссар даже не успел обернуться: из мрака выскользнула тень и набросилась на него. Нападавший вывернул ему руку, завладел пистолетом, потом схватил за горло.
Сандра сделала шаг вперед.
– Не нужно, – сказала она, подбирая фонарь, который выронил полицейский.
И Маркус ослабил хватку.
Креспи рухнул на колени, закашлялся. Поднял взгляд на человека, который обезоружил его. Узнал его, но не сразу. Они встречались несколько лет назад, когда расследовалось дело Римского монстра. Комиссар не знал, кто он такой, но тогда этот человек помог ему. Что он тут делает вместе с Сандрой Вегой?
– Жду объяснений, – проговорила агент полиции.
Комиссар растирал горло.
– Не знаю, за кого вы меня принимаете, но, по правде говоря, я ничего для них не значу.
– Чего ты боишься? – спросила Сандра, наставляя на него фонарь.
– Вчера вечером, сразу после того, как по телевизору объявили о сегодняшнем блэкауте, меня призвали в «муравейник». Я вышел из дому, направился к машине и тут обнаружил, что ее вскрыли. Воры, подумал было я. Проверил: они оставили все, что могло иметь хоть какую-то ценность, а забрали связку ключей и записную книжку, которую я держал в бардачке, чтобы помечать что-нибудь важное.
