чувствую, что обязан дать тебе объяснение. Не только потому, что ты, хоть и не сознавая того, сыграл определяющую роль в моих планах. А главным образом потому, что поверишь ты мне или нет, но за эти годы я привязался к тебе.
В момент, когда меня заперли в этом месте, я осознал с леденящей уверенностью, что никогда отсюда не выйду. Однажды я умру, и меня похоронят на маленьком кладбище позади обители, где покоятся останки Христовых вдов. На моей могиле поставят безымянную плиту. И никто никогда не узнает историю человеческого существа, погребенного под этим камнем.
Я долго жил с такой мыслью. Вытерпеть ее оказалось труднее, нежели все прочее, чем чревато заточение.
Поэтому можешь вообразить себе мои чувства, когда передо мной предстала юная послушница. Она была полна жизни и обладала чистейшей верой. Но именно вера является самым мощным слагаемым бытия, и на этой ее вере я построил мой план побега.
Ей поручили носить мне еду. И она приходила ежедневно, раз в день. Я пытался с ней заговаривать, но она соблюдала обет молчания. Потом как-то я упомянул инкунабулу Плиния Старшего, и, удивительное дело, из-под черного лоскута услышал ответ.
Одна фраза, короткая, но этого хватило. Матильда сказала мне вполголоса: «Я знаю эту книгу».
И мы вступили в диалог, медлительный, сотканный из слов, с великим трудом украденных. Весь секрет в том, что я ни разу ей не солгал. В конце концов моя искренность убедила ее, что куда лучше будет продолжать служение в реальном мире. Она сняла облачение и возродила для меня старинную секту под названием Церковь затмения.
Своим проповедническим пылом она залучила епископа, снедаемого невыразимыми искушениями. Фабриканта игрушек, обладавшего извращенной фантазией. Болгарского князя с разбитым сердцем и страстью к химии. И, как ты сам уже знаешь, многих других. Между ними – продавца наркотиков и комиссара полиции.
Жрица моей религии связала их всех общим знаком: татуировкой в виде голубого кружка. И все это с одной-единственной целью: вернуть мне свободу.
Но нам было необходимо затмение.
Оно должно было случиться через несколько лет. Долгим и тяжким становилось ожидание. И вдруг в один прекрасный день Божье знамение: блэкаут.
Знаю, ты сейчас задаешься вопросом, какую роль во всем этом сыграло исчезновение ребенка. Не хочу лишать тебя удовольствия самому обнаружить, почему было необходимо, чтобы Тоби жил в заточении, точно так же как я.
Но хочу открыть тебе, что мысль о его похищении мне подсказал Лев Десятый.
Прежде чем выпустить буллу, в которой он распоряжался, чтобы Рим «никогда, никогда, никогда» не оставался во тьме, папа увидел вещий сон: видение собственной смерти. То, что он через девять дней действительно скончался, вызвало к жизни разные толки и сомнения: кончина его казалась окутанной тайной. На самом деле этот папа, живший в шестнадцатом веке, как и все люди, обладающие властью, к концу жизни стал параноиком. Обычные люди боятся только за собственную жизнь, но люди власти не обладают такой привилегией.
Больше всего они боятся умереть, лишившись этой своей власти.
Но теперь я тебя оставляю, друг мой. Мне предстоит долгий путь, и я до сих пор не уверен, что у меня все получится. Но страхи, которыми полнится мое сердце, доставляют мне невероятное наслаждение. Я и забыл, сколь непредсказуемо бытие. Там, снаружи, меня ожидают преграды и препоны, но я счастлив, ибо из них, по сути, и состоит жизнь любого человеческого существа.
Что же до нас двоих, то я всегда буду думать о тебе с теплым отцовским чувством. Знаю, ты будешь искать меня, значит вполне возможно, что мы еще увидимся. Пусть твою и мою участь решает судьба.
Тем временем желаю от всего сердца, чтобы к тебе вернулась память о том, что произошло прошлой ночью.
Твой
Корнелиус Ван Бурен
Закрыв инкунабулу, Маркус присел на койку. Он совсем обессилел от сознания своего поражения. Никогда он не сможет поведать Сандре такую истину, ведь иначе придется признать, что Ватикан двадцать три года держал в заточении подобное чудовище.
Маркус выбежал из дома Матильды Фрай, ничего не объяснив, поскольку надеялся успеть вовремя и остановить Корнелиуса. Но серийный убийца опередил его.
Пенитенциария больно укололи два места из его послания. Во-первых, высказанное в конце пожелание обрести потерянную память. Почему я вообще занимался этим делом? – в который раз спросил себя пенитенциарий и снова проклял свою амнезию.
«Больше всего они боятся умереть, лишившись своей власти», – повторил он про себя, припомнив вторую фразу из записки, приведшую его в недоумение.
И наконец догадался. Какое слово написал комиссар Креспи, перед тем как умереть?
Шантаж, повторил Маркус, и все вдруг стало ясно.
23
57 минут до рассвета
Он застал хозяина дома перед огромным камином из розового травертина. Точно в том же месте он стоял во время их последней встречи, около суток назад.
Только нынче кардинал не слышал, как он вошел в мансарду с уникальным видом на Императорские форумы. Увидев его, побледнел. Как будто перед ним, живым, предстал мертвец. Маркус и понятия не имел, насколько было верно такое сравнение. Эрриаге известно было содержание записной книжки – исповедь умирающего.
– Это вы поручили мне расследование, – сказал Маркус. – Вы доверили мне дело об исчезновении Тоби Фрая, но, к сожалению, я все забыл.
– Разве так не лучше для всех? – спокойно возразил высокий прелат.
– Когда вы поручили мне дело? – спросил пенитенциарий.
– Пару недель назад.
Мысль о том, что он утратил воспоминания о стольких днях, потрясла Маркуса.
– Почему? Чем вас мог заинтересовать мальчик, пропавший девять лет назад?
Эрриага вздохнул:
– Придя к тебе в мансарду на улице деи Серпенти и дожидаясь, пока ты вернешься домой, я нашел у тебя под подушкой черно-белую фотографию… Женщина не знает, что ты фотографируешь ее, это видно по глазам. Ты не можешь коснуться ее как мужчина и довольствуешься тем, что свет ласкает ее, а потом возвращается к тебе и застывает на пленке. – Кардинал снова вздохнул. – Уверен, ты не считаешь, что это твое чувство – грех, в котором следует исповедаться и за который следует испросить прощение у Господа.
– Уже не считаю, – признался пенитенциарий.
– Тогда ты можешь меня понять.
Маркус заметил, что Эрриага сжимает в руке записную книжку.
– Кто мог вообразить, что юную послушницу подослал ко мне гнусный убийца, чтобы она соблазнила меня? – продолжал кардинал.
