Я быстро схрумкала огурец – надо же, и без соли вкусно! – а потом поняла, что больше в меня ничего и не влезет. Похоже, за вчерашний день я приучила себя довольствоваться малым количеством еды. Сейчас же я почувствовала себя так, словно хорошо поела на каком-нибудь праздничном застолье. Итак, теперь приступим к самому неприятному – процедуре в туалете. Я очень надеялась, что в коридоре сидит кто-нибудь из санитарок. Изображу тогда странное поведение, чтобы за мной проследили и помешали осуществить свой мерзкий план.
Как назло, за столом никого не было – ни больных, ни медперсонала. Я уныло поплелась в туалет. Кто-нибудь должен меня увидеть или услышать! Так, какие звуки производит человек, которого выворачивает наизнанку?
А вот в уборной меня ждал неожиданный сюрприз. Я все-таки наткнулась на толстушку с сигаретой. Та преспокойно выпускала дым изо рта и задумчиво смотрела на раковину. Я растерялась. С одной стороны, хорошо – не могу же я вызывать рвоту прилюдно! А с другой – мне надо показать симптомы своей болезни медсестре или санитаркам. Придется ждать, пока девушка освободит уборную. И как назло, я упускаю возможность завести с ней разговор.
Толстушка меланхолично выбросила окурок и плавно обошла меня по кругу, вроде заметила человека, но, как тут водится среди пациентов, никакого интереса ко мне не проявила. Сплошные интроверты, подумала я и поплелась к дырке унитаза.
Я засунула два пальца в рот и склонилась над зияющей канализационной пропастью. В конце концов, никто не заставляет мне демонстрировать весь процесс! Я могу изобразить попытки вызвать рвоту, но не саму рвоту. По-моему, мой вид ясно говорит о моих намерениях. Постою так минут пять и, если никто не нарушит мое уединение, спокойно пойду в палату.
Но ни больные, ни санитарки уборную посещать не торопились. В конце концов мне надоело созерцать канализационный смыв, и я с облегчением разогнула спину. Решила, что буду бегать в туалет после завтраков, обедов и ужинов и изображать из себя ненормальную. Решение меня успокоило, и я вышла в коридор.
До самого обеда я молча сидела за столом и делала вид, что читаю книгу. Небольшое оживление больничной жизни произошло благодаря тому, что включили телевизор – несколько пациентов, а именно толстушка с оливье да двое «непонятных» уселись на пустых кроватях и стали по очереди переключать каналы. Я с интересом наблюдала за ними поверх своего томика. Пухленькая хотела смотреть слезливую мелодраму, которая совершенно не устраивала парня повыше: когда пульт попадал в его руки, он неизменно переключал телевизор на спортивный канал. Футбол, похоже, нравился одному ему: сосед настаивал на просмотре новостей. Мысленно я «болела» за толстушку: в мелодраме можно хотя бы следить за развитием сюжета, а в новостях я давно разочаровалась. Футбол же не понимала никогда в жизни. Победа не доставалась никому – как только пульт оказывался свободным, кто-нибудь упорно нажимал на свою кнопку. Я бы на их месте договорилась: мол, столько времени смотрим одну передачу, столько другую и столько третью. В конце концов наблюдать за их молчаливой войной мне надоело, и я заскучала. Куда, интересно знать, подевался мой знакомый дед? С ним мы хотя бы в карты сыграли, и то разнообразие. Напрасно я поглядывала в сторону мужской палаты – скрасить мое одиночество единственный знакомый так и не пожелал.
Странное дело, но и на обеде я его не видела. Я тоскливо размазывала по тарелке очередной шедевр больничной кулинарии – какую-то неведомую похлебку – в компании пустых стульев. Может, его выписали? Вполне вероятно, больные здесь ведь не лежат вечно. Но сама я в это не верила. Почему? Может, потому что не догадалась, чем болен мой добрый знакомый? И потом, он так ждал возвращения Сазанцева, значит, раньше бы его точно не выписали. А вдруг он, не ровен час, внезапно отбросил коньки? Да нет, тоже вряд ли. По отделению сразу же разнесся бы слух о смерти пациента, да что говорить – весь персонал стоял бы на ушах.
Не в силах больше терпеть всю эту неизвестность, я не выдержала и после обеда подошла к кудрявой медсестре.
– Елена Владимировна, а почему Евгений Игоревич не пошел есть? – изобразила я святую невинность. – А то, может, он не слышал, как зовут, остался без обеда…
– Успокойся, у нас никто голодным не ходит, – уклончиво ответила та. – Об этом мы заботимся.
Как же, держи карман шире, хмыкнула я про себя. С ваших помоев точно сыт не будешь.
Я не хотела привлекать к своей персоне лишнего внимания настойчивыми расспросами и решила дождаться раздачи таблеток. Сию процедуру проходят все, кроме лежачей Насти. Однако когда все пациенты дружно глотали пилюли, деда среди них не было. Не явился он и на ужин. Я дождалась момента, когда санитарки ушли вниз по каким-то своим делам, а старшая сидела у себя в кабинете, и попыталась заглянуть в мужскую палату. Перед вечерней раздачей таблеток почти все больные, за исключением моих невменяемых соседок, Насти и Евгения Игоревича, как официально звали деда, воевали за право смотреть телевизор. Почему-то сегодня звук был включен особенно громко – странно, что Елена Владимировна не распорядилась его убавить. Но это было мне на руку. Я тихо подкралась к закрытой двери в комнату мужчин и приоткрыла дверь. В поле моего зрения оказалась лишь одна кровать напротив, остальные были не видны. Но даже через звук орущего телевизора я явственно различила жуткие, полные страдания стоны – как будто кого-то пытали. У меня мороз пробежал по коже – что творится с человеком, который издает такие звуки?
Я открыла дверь пошире, чтобы проникнуть в палату, но в этот самый момент услышала позади четкие, быстрые шаги. Боясь, что меня застанут на месте преступления, я отпрыгнула от двери и увидела приближающуюся ко мне санитарку.
– Вы что хотели? – строго осведомилась она у меня. – Ваша палата напротив. Ошиблись?
– Э… Услышала, что стонет кто-то, – решила я действовать в открытую. – Человеку плохо!
– Ступайте в свою комнату! – бескомпромиссно велела женщина. – Заходить в чужие палаты запрещено.
Мне ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться. И кости кидать не нужно, чтобы понять: в больнице творятся темные делишки. И чем дальше, тем сильнее мне хотелось во всем этом разобраться.
Глава 9
Этой ночью я всеми силами пыталась не уснуть – собиралась проследить за таинственным невидимкой, лазающим по гостиной. Если мне повезет и медперсонал будет спать, как в прошлую ночь, я смогу проникнуть в кабинет старшей медсестры и выкрасть папку с документами. Так как днем Елена Владимировна ни на минуту не покидала кабинет, у меня не было ни единой возможности добраться до заветных бумаг. Я не могла позволить себе просто так просиживать штаны в лечебнице и ничего не делать. Времени у меня в обрез, поэтому придется пойти на риск.
Спать мне не давали стоны из соседней палаты – несчастный страдалец, похоже, вконец измучился от терзающей его боли, и я удивлялась, почему ни медсестра, ни санитарки не дают ему никаких обезболивающих. Сомнений быть не могло – кричал дед, больше некому. Так что у него за болезнь, хотелось бы мне знать. Судя по всему, нечто серьезное, но мне не хватало медицинских знаний, чтобы поставить ему диагноз. И потом, впервые слышу, что психические болезни могут проявляться таким образом. Хотя, если взять наркоманию, пациент может орать из-за ломки. Стало быть, дед – наркоман? Сложно поверить, но ничего другого я придумать не могла.
