Вы говорили, что не были согласны с некоторыми ее целями. Можете ли привести примеры?
Это единственный пример, который приходит в голову. Мы не всегда соглашались друг с другом в философском плане, однако, как мне кажется, всегда уважали друг друга.
Случалось ли, чтобы вы когда-либо не оказывались ее союзником или поклонником ее произведений?
Я был ее союзником почти во всех делах и произведениях. На мой взгляд, она великолепно справилась с той целью, которую поставила себе. Однако с некоторыми аспектами ее идей я не был согласен.
Вы обсуждали с ней таковые?
Обсуждали, но я уже не помню подробностей.
Какова бывала ее реакция, когда вы говорили: «Я не согласен с X.»?
Она самым рациональным образом в соответствии с собственной терминологией углублялась в подробности и объясняла мне, почему я настолько неправ, а она права.
Изменила ли она ваш образ мышления?
Не думаю, чтобы это было так.
Оказали ли вы на нее заметное воздействие?
Едва ли, однако она всегда обращалась со мной с достаточной терпимостью и терпением.
Она как-нибудь изменилась за двадцать лет вашего знакомства?
Не думаю. На мой взгляд, она всегда была последовательна во всем. Мне случалось знать ее с теплой стороны. Когда, например, Мел Кейн, наш партнер по фирме и известный поэт, праздновал свой сотый день рождения, мы устроили прием в своем офисе. Его столетний юбилей пришелся на 15 апреля 1979 года
[240], и Айн собственной персоной прибыла в нашу контору. Я помню, что на одном из фото Мел и Айн были запечатлены вместе, с ними в кадр попала и моя жена. Айн была очень оживлена и довольна своим участием в событии. И хотя сам Мел бурчал, что его-де чествуют за долголетие, а не по другой причине, он был рад видеть ее.
А каким из своих имен мисс Рэнд подписывала официальные документы?
На налоговых декларациях она расписывалась как «Алиса O’Коннор».
Когда мисс Рэнд «отошла» от общественной жизни и выпуска новостного листка в середине 1970-х годов, вы советовали ей обратиться в службу государственного пенсионного обеспечения?
Мы, вне сомнения, обсуждали этот вопрос и представили ей на выбор два варианта — отказаться или обратиться. Я не стал бы рекомендовать отказываться от пенсии.
Помните ли вы еще какие-нибудь подробности ее «отставки»?
Не думаю, чтобы она когда-либо технически уходила на покой. Айн всегда занималась своим делом до самых последних дней, когда уже не была в состоянии что-либо делать.
В каком плане?
Чисто физически. У нее просто не осталось сил делать то, что она делала всю свою жизнь — писать.
Она обсуждала с вами смерть мистера O’Коннора?
Да. Она говорила, каким трудным было для нее это время. Не думаю, чтобы она сумела по-настоящему пережить его смерть, ей не хватало его и как друга, и как делового партнера. Они обращались друг с другом с большой любовью, преданностью и теплом.
Как вели себя мистер О’Коннор и мисс Рэнд при обсуждении перспективы собственной смерти и завещаний?
Самым трезвым образом. Очень непринужденно. Без малейшего смятения.
Итак, вы одним из первых узнали о ее смерти?
Должно быть, я находился в своем кабинете, и нам позвонил кто-то из окружения Айн и сообщил, что ее не стало. Посему я немедленно отправился посмотреть, что там происходит.
В качестве ее адвоката?
Да, а также душеприказчика.
Что вы хотели проконтролировать? Защитить ее или собственность?
У меня не было конкретной цели. Просто я был обязан кое-что сделать. Наверно, я должен был защитить собственность, а также убедиться в том, что все идет положенным чередом вплоть до технических подробностей, соблюдаемых в подобных ситуациях.
Например?
Мне следовало войти в контакт с прибывшими на место сотрудниками полиции, а также с коронером, с судебно-медицинским экспертом, получить ее тело для похорон. То есть совершить положенные в таком случае действия.
Вы присутствовали на похоронах?
После смерти Фрэнка Айн отправилась в Валгаллу. Это такой городок, расположенный к северу от Уайт-Плейс, Нью-Йорк, графство Вестчестер. Валгалла в данной ситуации — вполне уместное название. Она отправилась туда, чтобы выбрать участок для могилы Фрэнка и для себя самой, когда наступит ее время. Ее сопровождали моя жена Ина и коллега Ева Прайор. По словам Ины, они обратились в кладбищенскую администрацию, узнали, какие участки свободны, и осмотрели несколько. Айн выбрала участок, расположенный на пригорке с тенистым деревом, чтобы можно было посидеть у могилы в тени. Наверно, Айн планировала поставить там скамейку, чтобы было удобно сидеть. Фрэнка похоронили, а когда через три года настала очередь Айн, мы обнаружили, что в дерево ударила молния и погубила его. После ее похорон мы посадили там молодое деревце, но то, что планировала сделать она сама, не было сделано ко дню ее похорон. Не знаю, сколько людей знали об этом ее желании — но о нем знали я, Ева и моя жена — однако нами владело чувство чего-то не поддающегося контролю, чего Айн, конечно, не одобрила бы.
С ней прощались в траурном зале «Кэмпбелл». Пришло огромное множество народа. Я был там вечером, предшествовавшим дню собственно похорон. Очередь желающих проститься с ней вытянулась на целый квартал. Мы представляли в зале душеприказчика, адвоката и «членов семьи», и поэтому нас направили к лифту, чтобы нам не было нужды стоять в очереди. Когда мы подходили к залу, я заметил в очереди Алана Гринспена, пришедшего со всеми прочими проститься с нею, я пригласил его присоединиться к нам, и он воспользовался предложением.
Зрелище вышло впечатляющее — цветы, почитание и ощущение утраты со стороны пришедших, людей, незнакомых ей, однако ощущавших собственную близость к ней и ее трудам. Все это было очень трогательно.
Сильвия Бокор
Сильвия Бокор, художница, посещавшая беседы и публичные мероприятия, на которых присутствовала Айн Рэнд в Нью-Йорке и Бостоне.
Дата интервью: 1 июля 1999 года.
Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?
Сильвия Бокор: По правде сказать, я долго не была с ней знакома. Она впервые узнала о моем существовании на лекции. Она поднялась на подиум, чтобы вместе с лектором отвечать на вопросы. Один из вопросов имел отношение к международной политике. И я ничего не видела и ничего не слышала. Я вскочила с кресла и начала отвечать на вопрос. Я говорила и говорила, ощущая при этом, что все в зале умолкли. Наконец я завершила свой ответ, уже дрожа как осиновый лист, после того, как отхлынула страсть, заставившая меня вылезти со своим ответом. Тогда я только что возвратилась из-за рубежа и собственными глазами видела то, о чем была речь. В то же время я была чрезвычайно взволнована: не только из-за вопроса, но и потому что прекрасно понимала, что нахожусь перед аудиторией в двести, наверное, человек, абсолютно мне незнакомых, перед лицом женщины, которой я невероятно восхищалась, и отвечаю на вопрос о международной политике.
