Наконец я села и полезла за зажигалкой. Посреди мертвого молчания. И тут раздались аплодисменты. Я поглядела на сцену и увидела, что мисс Рэнд смотрит на меня с улыбкой и аплодирует. Тут, конечно, все последовали ее примеру и устроили мне целую овацию.
Случалось ли вам как-нибудь еще контактировать с мисс Рэнд на лекциях NBI?
Нет, никакого общения с глазу на глаз не было, если не считать вопросов, которые я ей задавала после лекций. Меня всегда поражала манера, в которой она разговаривала со мной. Например, однажды я спросила ее, что если «искусство является „селективным воспроизведением реальности“, то чем оно отличается от науки?» Она попросила пример. Я сказала: «Ученый изобретает пилюлю». Она ответила: «Но это перестройка реальности». И стала развивать свою мысль. А когда закончила, я поблагодарила ее: «Спасибо». Она посмотрела прямо на меня и сказала: «Рада видеть вас». Она всегда была очень вежливой.
Какой еще?
Мисс Рэнд была очень земной и конкретной. Очень прямой и точной. Моему другу Эмброузу было тогда восемнадцать лет, он имел большие способности к языкам и практиковался где только возможно в том языке, который изучал в то время. Однажды вечером мы оба ожидали начала лекции, и он сказал мне: «Сегодня я попробую поговорить с ней». Я спросила: «О чем?» Но он не ответил. После лекции примерно десять человек окружили мисс Рэнд, чтобы поговорить с ней. И тут Эмброуз вдруг выпалил предложение по-русски. На лице мисс Рэнд появилось величайшее изумление, она была ошеломлена. А потом громко расхохоталась и сказала: «Ваше русское произношение еще хуже моего английского». Все рассмеялись, и она спросила: «А это правда, что вас ждет жена на железнодорожном вокзале?» Эмброуз ответил: «O нет, просто это единственное русское предложение, которое я знаю».
Мисс Рэнд и мистер O’Коннор были дружелюбны и обходительны. После одной из лекций мы в количестве человек двенадцати собрались вокруг нее. Однако разговаривали фактически лишь двое или трое. Среди нас не было интеллектуалов или философов. Все мы тогда были простыми студентами. Однако после ее лекций мы говорили и говорили с ней. Помню, после одной лекции стало уже по-настоящему поздно, время уже приближалось к полуночи. Однако мисс Рэнд продолжала разговаривать с нами. Наконец она пожелала нам спокойной ночи, и они вместе с мистером O’Коннором прошли по проходу между рядами, должно быть, половину расстояния до двери, когда она остановилась, повернулась, возвратилась к нам и с абсолютной искренностью и полной благосклонностью произнесла: «Мне так нравятся эти наши беседы».
Мисс Рэнд была очень милым и решительным человеком. Однажды в перерыве лекции Леонарда Пейкоффа одна девушка сказала ей: «Мисс Рэнд, я хочу сделать вам небольшой подарок». Мисс Рэнд ответила: «Нет-нет, прошу вас, не делайте этого. Я не люблю подарков». Тогда та сказала: «Но, мисс Рэнд, прошу вас… Мне хотелось бы этим жестом выразить свою симпатию к вам. Ничего большего я просто не могу сделать». Мисс Рэнд сказала: «Ну ладно, но пусть ваш подарок будет не дороже трех долларов».
Девушка разволновалась и обратилась ко мне: «Не хочешь поучаствовать?» Я ответила: «Ну, конечно». Мы не знали, что можно подарить ей, однако сумма в три доллара не оставляла особого выбора. В итоге девушка купила ей булавку с головкой в виде очень симпатичного котика. Она упаковала свой подарок и на следующей неделе вручила его мисс Рэнд, та сказала спасибо, однако разворачивать не стала, просто взяла его. На следующей неделе мисс Рэнд вошла в зал вместе с мистером O’Коннором, и они сели позади меня. Я обернулась, чтобы поболтать, и увидела на ней эту самую булавку.
Аллан Готтхелф
Аллан Готтхелф, профессор философии, познакомился с Айн Рэнд еще будучи студентом и начинающим преподавателем. Он является известным специалистом по Аристотелю и основателем Общества Айн Рэнд, профессионального объединения, связанного с Американской философской ассоциацией, ее Восточным отделением.
Даты интервью: 6, 7 и 10 января 2000 года.
Скотт Макконнелл: Каким образом вы впервые узнали об Айн Рэнд и об объективизме?
Аллан Готтхелф: Летом 1961 года моя мать по рекомендации делового партнера прочитала роман Атлант расправил плечи и решила, что мне он тоже понравится. Но меня этот роман восхитил. Книга была наполнена уважением к разуму, что было для меня важно. Она показывала, как можно без конфликта ставить на первое место свое собственное счастье, уважая при этом права остальных людей. При этом герои ее счастливы, и мне хотелось бы стать похожим на них. Той же осенью я побывал на лекции, которую Айн Рэнд читала в колледже Бруклина. Я не вынес из нее особенно многого, хотя меня увлекла ее манера. Она знала, о чем говорит, слова ее звучали строго и серьезно. Такое внимание к общественным идеям вместе с проявленной точностью и уверенностью тогда были еще неведомы мне.
Каким образом вы впервые встретились с мисс Рэнд?
После второго прочтения книги я заметил на последней странице бумажной обложки своего экземпляра Атланта упоминание о лекциях, читавшихся в NBI. Мне хотелось бы посещать эти лекции, однако я понимал, что не могу позволить себе этого в материальном плане. Поэтому я спросил себя о том, как именно поступил бы в такой ситуации герой Айн Рэнд? И понял, что тот предложил бы вместо платы собственные услуги. Поэтому я написал письмо в NBI. Натаниэль Бранден принял меня и сказал: «Да, вы вполне могли бы исполнять обязанности билетера, но таковой нам пока не нужен. Но пока таковой не понадобится, вы можете поработать в офисе NBI, куда нам как раз нужен человек».
Когда я уже проработал там какое-то время, офис посетила Айн. Едва она появилась в дверях, я вскочил с места и выпалил: «O, мисс Рэнд, я так счастлив, что вижу вас. Я очень люблю ваши книги». И она ответила мне историческими словами: «Вы — бухгалтер?» Я сказал, нет, и она проследовала дальше.
Билетерствовать я начал, кажется, в октябре 1962 года. Иногда я задавал вопросы после завершения лекции, иногда даже после того. Так она постепенно познакомилась со мной.
Помните ли вы какие-нибудь из своих вопросов и ее ответов?
Один из вопросов, которые я задавал ей, представлял на самом деле утверждение, облеченное в форму вопроса. Совсем недавно перед этим я увидел в музее Современного искусства картину, представлявшую собой девять черных квадратов, различных оттенков черного цвета. И сказал нечто вроде: «Что вы можете сказать о подобных картинах, о нарисовавших их безнравственных художниках и покупающих их дураках?» Она ответила нечто вроде: «Именно».
Однажды после посвященной искусству лекции Айн спросили о ее отношении к религиозному искусству, и она ответила, что некоторые такие произведения чрезвычайно уместны и очень прекрасны.
«По правде говоря, — сказала она, — любимой моей картиной является Распятие Дали, но видит Бог, я — атеистка». Тут Айн осеклась, и все расхохотались. Рассмеялась и она сама. А потом сказала, что любимой эта картина стала для нее, потому что напоминает о поведении Джона Голта на дыбе.
