Ларри Коул
Ларри Коул — писатель, педагог и психотерапевт, проводивший ток-шоу в Нью-Йорк Сити и интервьюировавший мисс Рэнд для радиошоу в 1973 году. Является основателем и руководителем Института ювенальной юстиции Стюарта Блэка, организации, защищающей права детей и действующей в кооперации с Гарвардским и Колумбийским университетами.
Даты интервью: 5 и 7 августа 1998 года.
Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?
Ларри Коул: Я готовил радиошоу для Нью-Йорк Сити, под названием Я вырос в Нью-Йорке. Мы с моей женой Мишель затеяли программу для уличных банд из Нижнего Ист-Сайда под названием LEAP (Lower East Side Action Project [План действий в Нижнем Ист-Сайде]). В отличие от организаторов аналогичных проектов мы не прибегали к помощи правительственных фондов. Программа располагала резиденцией, альтернативной школой, медицинской подпрограммой и всем прочим, что могли бы мы пожелать для собственных детей. Кроме того, я написал несколько книг, в том числе Уличные подростки (Street Kids) и Хранители наших детей (Our Children’s Keepers).
Моя работа и радиошоу затрагивали важные вопросы для молодых людей. Радиошоу знакомило их с ведущими персонами общественных наук, образования и литературы, труды которых, на мой взгляд, служили лучшему пониманию детства и юношества.
Айн Рэнд, с моей точки зрения, играла исключительно важную роль. Мы с Мишель хотя и группировались с леваками, такими как Эбби Хоффман и Джерри Рубин
[328], все-таки не принадлежали к политическому левому крылу. Я находился под серьезным воздействием произведений мисс Рэнд: интерес к ним пробудил во мне сначала фильм Источник, потом сам одноименный роман, потом Атлант расправил плечи, и наконец, Возварщение примитива. Антииндустриальная революция, в которой я нашел трактат об образовании, названный «Компрачикос». Это был наилучший и самый лаконичный анализ падения и упадка системы общественного образования из всех, что попадались мне на глаза, предлагавший к тому же основные принципы, согласно которым нужно и можно строить образование. Конечно же, я захотел проинтервьюировать Айн, потому что посчитал ее работы настолько важными, да и вообще видел в ней собственную героиню. Она сказала, что охотно даст интервью, что и произошло 20 июля 1973 года.
И для этого вам пришлось только позвонить ей?
Сначала я позвонил ее издателю, связался с ее представителем и оставил ей свое предложение. Айн позвонила мне. И я спросил, согласится ли она дать мне интервью. Она сказала, что согласится при условии, что я заеду за ней и отвезу обратно домой.
Должно быть, она доверяла вам, незнакомому человеку, раз поставила такое условие.
Это было удивительно: все наше знакомство исчерпывалось телефонным разговором. Однако она не испытывала никаких сомнений в моем отношении. У меня были опубликованы книги, она имела возможность ознакомиться с ними; однако мне было очевидно, что она знала обо мне больше, чем я сказал.
Я работал с уличными бандами, и она не совсем понимала двигавшие мной мотивы. Мне кажется, что она воспринимала меня как своего рода вызов и видела нечто парадоксальное в том, что я оказался способным общаться с ней на ее уровне.
И она хотела подробнее узнать мотивы ваших действий?
Да, хотела. Мы говорили об этом. Думаю, она оценила тот факт, что я потратил время на объяснение того, что, берясь за эту работу, мы не считали себя альтруистами и руководствовались многочисленными личными соображениями.
И какой же она была в качестве гостьи вашей передачи?
Не помню, чтобы я когда-либо пользовался этим словом для описания первого впечатления от кого бы то ни было, но она была изумительна. Первые пять минут она держалась несколько напряженно и настороженно, как бы определяя, кто я такой. А потом оказалась по-настоящему очаровательной, сердечной и веселой особой, чем, собственно, ошеломила меня. Я словно бы общался с кинозвездой, хотя она держалась много более непринужденно. Нам несколько раз звонили, и она мужественно отражала нападки. Я был удивлен присущими ей чувством юмора, готовностью слушать, а также легкостью выражения собственных мыслей.
Мы провели вместе почти целый час, и это были самые памятные пятьдесят четыре минуты и сорок восемь секунд всей моей жизни.
Я несколько раз достаточно объективно прощупывал ее и даже, можно сказать, отчасти исполнял роль адвоката дьявола, поскольку хотел избежать искажений ее образа. Это были времена крайностей, и публичным персонажам навешивались крайне провокационные гиперболы: Клинта Иствуда
[329], например, называли фашистом. Левые радикалы вешали подобный ярлык и на нее.
Мы провели этот час вместе, a потом я отвез ее домой. Мы недолго поговорили, и она сказала, что пришлет мне издание «Компрачикос». Я получил его с надписью: «Спасибо за чудесное интервью». Эту книгу с ее автографом я бережно храню.
Каким было ваше впечатление от первого знакомства с ней?
Должен признаться в том, что находился в некотором трепете перед ней, однако сумел затеять легкую беседу, пока мы в машине ехали по Вест-Сайд-Хайвей.
Как она держалась?
Дружелюбно. Я предполагал, что она будет держаться более отстраненно, расстраиваться по поводу потери целого утра на интервью; я ожидал, что она будет вести себя как классическая дива, однако она оказалась совсем другой. Оставив свой привычный распорядок дня, она постаралась, чтобы мне было удобно с ней.
Наше общение сложилось самым удачным образом: мы разделяли общие взгляды и разговаривали на одном языке; подобные открытия дорогого стоят. Наверно, когда я впервые попросил ее побеседовать со мной, она подумала: «О боже, еще один из представителей этой контркультуры». Однако все получилось совершенно иначе. Полагаю, что наши способности и здравомыслие были для нее очевидны, и общение потому далось нам без особого труда. Оно началось с просьбы об интервью, продолжилось на самом интервью, потом на дружеской беседе и совместном обеде и далее перешло в непринужденные телефонные приятельские отношения.
