Ее книги повлияли на вас?
Они подкрепили мою уверенность в том, что нужно жить, полагаясь на силу своего ума и отвагу. Я всегда ощущала себя одиночкой, преследующей в видении образ женщины, которую мне хотелось изобразить. Люди, бравшие меня на роль, во многих случаях руководствовались внешностью, внешними соображениями, им не нужна была моя личность. Им нужно было, чтобы роль была сыграна гладко и мило. А я никогда не любила милых женщин. Я всегда считала, что женщина должна быть необыкновенной и величественной.
Стивен Жоливетт
Стивен Жоливетт во время знакомства с Айн Рэнд изучал историю. Впоследствии он получил степень доктора философии по американской истории.
Дата интервью: 27 мая 2003 года.
Скотт Макконнелл: Вы провели вечер, задавая мисс Рэнд вопросы по истории. Скажите, как это у вас получилось?
Стивен Жоливетт: Я дважды и очень коротко встречался с мисс Рэнд. Я представился ей, когда она пришла в квартиру Леонарда Пейкоффа прослушать одну из его вводных лекций. Должен упомянуть, что я дружил с Синтией и Леонардом; Синтия работала секретарем у мисс Рэнд. Впоследствии Синтия рассказала мне, что мисс Рэнд расспрашивала ее обо мне. Я говорил Синтии, что испытываю желание задать мисс Рэнд ряд вопросов на исторические темы. Синтия рассказала об этом мисс Рэнд, и та пригласила меня на беседу по истории. Это произошло в августе 1981 года. Со мной были Леонард и Синтия.
Те короткие заметки, которые у меня сохранились — и на которые я должен полагаться, а иногда и цитировать — были сделаны тогда же или несколько позже.
Расскажите мне, как это происходило.
Весь вечер она была со мной любезна и, во всяком случае, оставалась доброжелательной, хотя мои вопросы не вызывали у нее одобрения. Более того, многие из них приводили ее в ужас. Как бы сказать, потрясали или шокировали… на какое-то время она умолкала — смотрела круглыми глазами на меня и по сторонам, как бы не зная, что делать с этой чушью. Однако интересно, что она воспринимала мои идеи — в данном случае мои ошибки — как лично важные и оттого достойные подобной реакции. Она воспринимала меня совершенно серьезно. Насколько я понимаю, этим она и отличалась: она всегда воспринимала идеи и собеседников серьезно.
И какие же вопросы вы ей задавали, если помните?
Например, я спросил ее мнение о причинах падения Римской империи. Она была шокирована. И нередко первой ее реакцией на мои вопросы становилось: «Откуда мне знать, я ведь не историк». Однако я знал, что она написала вводную статью для За нового интеллектуала и часто давала непринужденные комментарии на исторические темы, а кроме того, изучала историю; да, она не была историком, однако мне казалось, что она может кое-что сказать. Но она спросила: «Что заставляет вас задавать такие вопросы? И что вы примете за ответ?» Но в итоге непринужденно заметила: «Как мне кажется, это государство всеобщего благосостояния».
Я также спрашивал ее о причинах столь большой разницы в историческом развитии Франции и Англии. Она снова проговорила, что не является историком, после чего спросила, нет ли у меня собственных предположений на эту тему. Я ответил, что нет, но заметил, что Альфред Великий был великим королем, и ему наследовали еще несколько очень хороших правителей. Она ответила, что нескольких хороших королей недостаточно, чтобы объяснить существовавшие различия между Англией и Францией.
Быть может, в этой связи она сказала одну полезную для меня вещь: что рассматривая подобного рода вопросы, следует сперва учитывать вопросы культуры, а потом внешние факторы, например внешние политические влияния, a также необходимо определить, что было действенно в конкретных условиях — то есть определить, растет ли культура, нация или цивилизация собственными силами, или на нее влияют внешние, скажем, политические силы?
Я задал ей вопрос о природе феодализма и о том, не связана ли она с динамичной природой европейской цивилизации. Она отнеслась к этому примерно так: «Все существенное в феодализме является результатом кастовых традиций ранних времен, когда крестьяне нуждались в военной защите, которая предоставлялась просто по традиции». Она сказала, что крестовые походы сыграли определяющую роль в пробуждении Европы и ее отходе от феодализма.
Она сказала, что изучала Средневековье, так как подозревала существование индивидуализма в это время, однако выяснила, что дело обстояло иначе. Она сказала, что подумывала даже написать небольшой научно-фантастический роман, обыгрывающий принципы индивидуализма. Идея его показалась мне остроумной и восхитительной, однако теперь, к сожалению, я больше не помню ее в степени, достаточно точной для того, чтобы можно было ее пересказать. Она была связана с путешествиями на другие планеты и обретением там принципов индивидуализма.
Какие еще вопросы вы задавали мисс Рэнд?
Я спрашивал ее о Французской революции. Она ответила, что Французская революция была крайне необходима, однако после нее Франция сделалась только хуже. Революция стала поворотной точкой в истории страны, однако она считает, что возникшая в результате революции бюрократия задушила интеллектуальную жизнь, и что французы были более свободны при ancien régime [старом режиме].
Я отметил, что на меня произвел впечатление коллективизм времен Французской революции; еще я отметил тот факт, что первое революционное Национальное собрание взяло под свое управление Церковь и сделало ее государственным учреждением. Она ответила, что невозможно рассматривать любой изолированный предмет с тем, чтобы определить, является ли он коллективистским по сути, надо учитывать лежащие в его основе идеи.
Вы обсуждали знаменитых историков или исторические тексты?
Я спросил у нее, знает ли она хорошие исторические книги, и она ответила, что не знает таковых. Она спросила меня, знаю ли я что-нибудь подобное, я сказал, что на меня известное впечатление произвела работа Токвиля Старый порядок и революция, тогда она спросила меня о том, какой философский базис положен в основу этого произведения. Я ответил, что могу сказать только то, что он был аристократом, на что она ответила, что это не относится к делу и если бы на самом деле имело отношение к теме, то он не мог бы оказаться слишком хорош.
Беседовали ли вы о древней истории?
Она сказала, если я точно передаю ее слова, что классическая цивилизация не проявляла подлинного уважения к личности. Индивидуальность освятило только христианство. И в качестве примера подобного неуважения сослалась на детоубийство в древнем мире.
Удалось ли вам задать хотя бы один приятный ей вопрос?
Да, я задал один такой вопрос, который ей понравился или хотя бы не вызвал неприятия. Я сказал: «После того как вы это проделали, нетрудно осуждать альтруизм; но почему вы считаете, что никто не делал этого прежде вас?» Она ответила: «Хороший вопрос». И вспомнила известный анекдот про Колумба и яйцо, когда он поставил его, разбив скорлупу; она назвала этот анекдот примером небанального решения, о котором говорят, что оно простое, после того, как оно найдено. Она сказала что-то в том роде, что люди боятся. Не думаю, чтобы она считала этот ответ исчерпывающим.
