— Люся, это ты что ли?
— Я, я. Еле доковыляла до вас на своих каблуках, — женщина помолчала, осматривая туфли, а потом радостно воскликнула, обращаясь к Александре, — Привет, подружка-хохотушка. Узнала все-таки меня! А я уже приготовила длинную объяснительную, на случай, если не узнаешь: кто я.
Тетя кокетливо захихикала и захлопнула за собой калитку.
— Ну и потрепала тебя жизнь! Что-то совсем не узнаю свою резвую подружку Сашку. Тоски в твоих глазах хоть отбавляй. Давай уже, улыбнись мне, родная!
— Ни за что бы не подумала, что смогу тебя снова увидеть в Андреевке. Ты сейчас не очень-то вписываешься в нашу деревенскую глушь, — неуверенно проговорила мать. Но после этих слов на ее лице появилась улыбка.
Женщины обнялись. В это время Надя с Аленой на руках подошла к ним поближе, и у Александры от волнения затряслись руки. Она снова повернулась к подруге, по щекам ее покатились крупные частые слезы и она снова крепко обняла красивую, городскую гостью. Надя подумала, что это знак свыше, только не могла понять: плохой или хороший. Очень уж редко она видела, чтобы ее каменная, ко всему в жизни равнодушная мать, плакала.
После встречи и долгих часов разговоров на кухне, двоюродные сестры стали почти так же близки, как в детстве. Тетя Людмила попросила называть ее просто Лу, этот городской вариант имени ей был более привычен. Но мать по детской привычке называла ее Люсей.
Лу поведала Александре историю своей жизни: учеба в двух университетах, несколько браков, престижная работа в банке, неудачные попытки завести детей. Вот, пожалуй, и все, никаких страшных трагедий и бурных страстей. После внезапной смерти последнего мужа Лу решила, что с нее хватит. Она стала жить одна, это ей очень даже нравилось. Женщина делала, что хотела и наслаждалась своей свободой. Сейчас у Лу было несколько любовников, она меняла их, как перчатки.
— Ну нельзя же нам, бабам, без мужиков, Саша.
— Еще как можно. Одни несчастья от них.
Александра тоже рассказала Лу о своей жизни: о том, что с ней произошло в молодости, о рождении Нади, о своем беспробудном пьянстве, о плохой репутации в селе, о смерти матери, о рождении внучки Алены. Лу слушала эти жизненные зарисовки, рассказанные скупо, без эмоций, и вытирала слезы. Взяв последнюю сигарету из пачки, она сказала хриплым голосом, что истории более трагичной, она, пожалуй, в жизни не слышала.
Надя слышала сквозь тонкую перегородку весь рассказ матери. Именно тогда она впервые узнала правдивую историю своего появления на свет. Она поняла, что отец ее был вовсе не добрым и хорошим человеком, как она всегда думала, а настоящим подонком. А мать — несчастная, обиженная женщина, которую не только предали, но и бессовестно обесчестили.
История эта, как удар тока, поразила Надю до глубины души. Она снова убедилась в том, что люди безжалостные и злые. Она не могла себе представить, что бы чувствовала она, случись с ней такое. Наверное, умерла бы. Ей стало нестерпимо жаль мать, бабушку, себя и всех женщин, которые были так же одиноки.
Множество раз той ночь Надя прокручивала в голове трагические события, которые пережила ее семнадцатилетняя мать. Она сравнивала ее с собой, находила много общего. Она понимала, как тяжело матери было любить ее.
Следующим вечером Надя снова слушала из своей комнаты обрывки женских разговоров, и, подходя на цыпочках к кухне, видела, как тетя Лу сидит, сложив ноги на табурете, и элегантно держит тонкими пальцами сигарету, от которой поднимается к потолку голубоватый дымок. Она была такая молодая, красивая, самодостаточная, что каждый ее жест вызывал у Нади восхищение. Мать казалась гораздо старше Лу, несмотря на то, что они были ровесницами.
Лу тоже присматривалась к Наде. Ей нравилось бледное, красивое лицо девушки. Карие глаза, которые та то и дело застенчиво опускала, были большими и выразительными. Было в Наде еще что-то необычное и загадочное, что придавало ее юному образу женственность и шарм.
Лу видела, что пятнадцатилетняя девчонка чахнет в этом богом забытом месте, где все называют ее за глаза «шлюхой» и сторонятся общения с ней. И, неожиданно для самой себя, она поняла, что ей нестерпимо жаль эту загнанную в угол, такую еще наивную, глупую, но сильную духом девочку. Потом она испугалась, стала отгонять от себя эти навязчивые мысли. Какое ей дело до чужих несчастий? У нее и своих проблем полно.
Как-то утром они вместе с Надей пили кофе, который девушка варила по особому бабушкиному рецепту. Лу болтала о разных полезных и удобных вещах, которые есть в ее городской квартире, и которых так не хватает здесь, в деревне. Взять хотя бы кофеварку и микроволновку. Надя внимательно смотрела на нее, слушала каждое слово с открытым от удивления ртом и одновременно качала Алену. Лу, не выдержав, рассмеялась:
— Надюша, ты удивительная и необычная девушка. — Лу подмигнула ей, надела жакет, взяла со стола свою дамскую сумочку и пошла на встречу с покупателем.
— Ты тоже, — ответила Надя, когда тетя уже вышла из дома.
Так началась их дружба.
Глава 16
Лу уладила последние дела в администрации. Документы были подписаны, печати поставлены. Земля ее детства со старым заброшенным домиком ушла в руки нового городского владельца, которого на пенсии потянуло к природе.
Отпуск подошел к концу. Лу уже не терпелось вернуться в город. Она уже соскучилась по своей привычной жизни, по работе, по встречам с подругами, по пятничным вечеринкам на даче или в сауне. Деревенское спокойствие ей было не по душе. Она привыкла к городской суете.
Лу заварила себе чай, вышла из дома, спустилась с крыльца, сорвала с пышного куста мяты пару ароматных листочков и положила их в кружку. Сев на ступеньки, нагретые солнцем, она задумчиво смотрела на сельский пейзаж.
Надя ходила по двору с дочкой на руках. Алена напоминала куколку в кружевном чепчике, который Лу купила ей в подарок в местном магазине. Надя тоже была прелестна в этот миг. Лу глаз не могла отвести от девушки, жизнь которой сломали злые языки. Ей интересно было узнать эту историю во всех подробностях, но она не решалась проявлять любопытство и расспрашивать ее, это было бы нетактично.
В свои пятнадцать лет Надя была серьезной, трудолюбивой девушкой. Когда малышка спала, она работала в огороде, на кухне или за швейной машинкой. Каждый раз, когда Лу смотрела на Надю, то видела, какая огромная и безутешная тоска живет в душе этой маленькой женщины, которая сама еще, по сути, ребенок, беззаботное детство которого закончилось слишком рано.
Лу винила в этой трагедии Александру. Она ушла в себя, год за годом заглушая свои эгоистичные страдания водкой. Она не видела, как растет и взрослеет ее дочь. Когда умерла Тамара, Надя осталась совсем одна. Не может четырнадцатилетний ребенок сам строить свою жизнь и распоряжаться ей по собственному желанию. Нет еще житейской мудрости и ответственности в этом возрасте. Лу вспомнила, как она в свои четырнадцать беззаботно бегала по двору с подружками и горя не знала.
