Гвен молчала. Она помнила яростный рев, напоминающий рык огромного животного, оглушительный скрежет и плотные облака дыма. Помнила, как стояла на перроне, завороженная неумолимым приближением тянущего за собой вагоны черного паровоза. Помнила, как пальцы, державшие ее руку, разжались…
Осознав, что собеседница повторила свой вопрос, покачала головой:
— Нет, никогда.
Воспоминания, как ни старалась Гвен, прорывались сквозь радостный гомон праздника, но она загоняла их обратно, в самые дальние уголки сердца.
После того как гости поднялись из-за стола, начались танцы. Гвендолин стояла в окружении деревенских девушек, наблюдая за тем, как напротив них переминаются с ноги на ногу молодые люди. Ее удивило, что первыми танцевать начали представители старшего поколения. Даже родители Джесмин! Под аккомпанемент оркестра, который Гвен видела под своим окном, они отплясывали так лихо, что у жены старосты растрепалась прическа и раскраснелись щеки.
Джесмин тоже пригласили. Судя по реакции, тот самый парень, который ей нравился. Невысокий, чернявый, с хитроватым смазливым лицом. И что только она в нем нашла?
Задавшись этим вопросом, Гвендолин не сразу заметила приблизившегося к ней молодого человека.
— Позволите пригласить вас на танец?
— Что? — Резко подняв голову, она посмотрела в лучистые светлые глаза. — Но… мы друг другу не представлены.
— Меня зовут Криспин Дэй, — ответил он с улыбкой. — А вас — Гвенда Грин.
— Сегодня вы не играете и не поете с ними? — Гвендолин кивнула на музыкантов. Те как раз сменили задорную мелодию на более медленную.
— Нет, сейчас мне хочется побыть среди танцующих. А вам? — Криспин протянул руку, и Гвен вложила пальцы в его широкую ладонь.
Она не танцевала так давно, что почти забыла нужные движения, но здесь, в Трелони, это никого не волновало. Каждый плясал так, как умел. В один танец проникали элементы другого, танцующие сближались на неприличное расстояние, на глазах у всех почти обнимали друг друга. Происходящее смущало, потому Гвендолин не смотрела на остальных — только на молодого человека, который вел ее в танце, ловко огибая препятствия и, к счастью, не стремясь привлечь к себе Гвен слишком близко. Но она все равно слышала, как он негромко подпевал музыкантам:
Я милую мою ищу
В лесу, в полях и на лугах.
Ее за прошлое прощу
И ей скажу, что сам неправ.
Я моей милой подарю
Кольцо, букетик и рассвет.
С родными я поговорю,
Чтоб не сказала слова «нет».
«Чтоб не сказала слова „нет“… — мысленно повторила Гвендолин. — Жених, выбранный моим дядей, как раз с родными все и решил, что не помешало мне убежать. Интересно, как же там справляется Гвенда?»
— Вы не устали? — шепнул ей на ухо партнер по танцу. Его мягкие волосы коснулись щеки, и девушка вздрогнула от непривычного ощущения. — Еще один круг?
— Да, — отозвалась она. При мысли о том, что на следующий танец ее пригласит кто-нибудь другой, желания останавливаться не возникло. Да и не хотелось почему-то, чтобы Криспин Дэй приглашал кого-то, кроме нее, так что за новым кругом последовал еще один и еще…
Когда музыка стихла, а исполнители потребовали напоить их и дать отдохнуть, Криспин удержал руку Гвен в своей:
— Мы ведь еще увидимся?
— Трелони — маленькая деревня. Тут сложно не столкнуться с кем-то из знакомых.
— Что ж, тогда я постараюсь чаще проходить мимо школы. И, может быть… — Он вдруг приблизился и склонился к ее лицу: — Может быть, вы пригласите меня на чай?
Отвесив поклон, он отошел к музыкантам, а Гвен направилась к Джесмин, которая раздавала холодные напитки. Разгоряченные танцами гости охотно принимали глиняные кружки.
— Пока вы танцевали, все остальные сгорали от зависти, — хихикнула дочь старосты. — Кроме меня, конечно. Я, так уж и быть, великодушно уступлю тебе этого молодчика.
Гвендолин прижала ладони к заалевшим щекам и вспомнила вдруг, какой маленькой казалась ее рука в руке Криспина.
— Не смущайся! — подбодрила Джесмин. — Для чего еще нужны танцы? Погоди, сейчас игры начнутся, вот там…
— Игры? Нет-нет, я пойду! Прости, устала что-то, и голова разболелась…
— Бросаешь меня? Ладно. Но тогда я подыщу тебе провожатого.
Не слушая возражений, Джесмин юркнула в гущу гостей и вскоре вернулась, приведя с собой того самого молодого человека, с которым танцевала Гвен.
Вопреки опасениям Криспин Дэй совершенно не выглядел расстроенным оттого, что его отправили с праздника провожать пожелавшую вдруг уйти гостью. Он сказал, что не силен в играх, и, хоть Гвендолин в это не поверила, ей было приятно, что молодой человек предпочел ее общество развлечениям.
Дорогой она немного узнала о нем. Объяснились и правильная речь, и манеры фермерского сына: оказалось, что он долго жил в городе, где учился на часовщика.
— Вам удалось выучиться? — полюбопытствовала Гвен.
— Почти, — хмыкнул он. — Почему-то все представляют себе часовщиков чудаковатыми старцами с нечесаными бородами и неохотно идут с просьбами о починке часов к молодому мастеру.
— Понимаю, — улыбнулась Гвендолин. — Школьных учителей обычно тоже представляют людьми в летах. Но это — временные трудности. Еще лет десять, и я буду полностью соответствовать общепринятым представлениям об учительнице.
— Что же, вы всю жизнь собираетесь здесь преподавать?
— Возможно, — ответила она уклончиво. — А вы… скоро уедете? Джесмин сказала, вы тут затем, чтобы продать дом родственника.
— Может быть, и задержусь на какое-то время, — чуть понизив голос, как заговорщик, проговорил Криспин, и Гвендолин не удержалась от взгляда в его сторону. — Пока мне здесь нравится. А вам?
— Что? Да. Да, я понемногу осваиваюсь, — вздохнула она. Не рассказывать же о том, что здание школы нуждается в ремонте, вместо любимых бисквитов к чаю подают в лучшем случае хлеб с вареньем, а умываться приходится едва теплой водой, потому что у Талулы вечно не хватает терпения нагреть ее до нормальной температуры.
— Но вы ведь привыкли к другой жизни? — проницательно поинтересовался новый знакомый, и щеки Гвен вспыхнули то ли от его догадливости, то ли оттого, что он подошел чуть ближе и сейчас почти касался ее рукавом.
— Я знала, что пансион — не навсегда, — ответила она, справившись со смущением. — Кроме того, у меня нет семьи. Значит, я должна стать самостоятельной.
— Похвальное стремление. Но кто-то вам наверняка покровительствует? Какой-нибудь родственник, друг…
— Нет! — поспешно откликнулась она, помотав для убедительности головой. — Никто. Почему вы спрашиваете?
— Мне тяжело видеть, что такой девушке, как вы, не на кого опереться в этом жестоком мире.
