Но Лотар не погиб. Повезло. Может, неправильно установили время на взрывном устройстве? Этого я, наверное, не узнаю никогда. Но надо предполагать, что просто произошла ошибка или сбой в работе — и в результате погибли на два человека меньше. Остались живы моя мать и наследный принц Лотиании. Но Петр и помощник отца мертвы.
От размышлений меня оторвал следователь, которого интересовал груз, который перевозили в самолете. Я предложила по этому вопросу обратиться на фабрику сувениров под Великим Новгородом. И по поводу частоты рейсов этого самолета тоже.
— Почему за штурвалом был ваш брат? Он же вроде бы на больших самолетах летает.
Я пояснила, что брат имел несколько лицензий. Сейчас он в отпуске, то есть был в отпуске и собирался в деревню, где прошло его детство, и я туда собиралась в гости, как ездила в детстве. Я с грустью подумала, что больше никогда не смогу вместе с Петькой пойти на речку, мы никогда больше не посидим рядом у костра, не поедим пойманной им рыбы… Петька был мне ближе, чем Василий, я была всего на полтора года младше его.
Какая же сволочь подложила в самолет взрывное устройство?!
К нам подошел кто-то из следственной бригады и сообщил, что часть тарелок цела.
— Каких тарелок? — спросили мы почти одновременно со следователем. Парень из МЧС протянул нам две пластиковые тарелки с изображением веселых йорков.
— Заказ был к какой-то собачьей выставке, — вспомнила я. — Или конкурсу?
Помощник отца говорил, что заказ срочный, он как раз его заберет. Я не сразу об этом вспомнила. При виде тарелок информация всплыла из памяти. На фабрику он вез какие-то детали, раз самолет все равно летел в Великий Новгород, а обратно собирался эти тарелки везти с изображением разных пород собак.
— Самолет развалился, а тарелки целы? — удивленно спросил следователь.
Парень из МЧС пояснил, что коробки, которые стояли в хвосте, практически не пострадали, да и хвост самолета, можно сказать, цел. У людей, находившихся в самолете, шансов не было. И от кабины ничего не осталось. Потом парень из МЧС сказал, что люди с фабрики хотят забрать тарелки. Я вначале удивилась, что они уже здесь, потом решила, что зря удивляюсь. Им было ехать гораздо ближе, чем мне. Просто мне о них тут никто не сообщил. Да и с какой стати?
— Можно забрать? — спросила уже я. Надо было думать о живых. А если срочный заказ… — Если они целые, взрывчатка явно была не в них.
К нам подбежал человек с фабрики, узнал меня, стал говорить про заказчика, про то, что мой отец строго-настрого приказывал не подвести, ведь это первая партия. Хорошо, что они сделали небольшой запас. И линия снова запущена, будут работать всю ночь, чтобы изготовить нужное количество. Но очень надо и целые взять.
— Берите, — махнул рукой следователь.
Я подумала, что отцу будет не до тарелок с веселыми йорками. Хотя он может и сорвать всю свою злость на тех, кто не обеспечил поставку. Мало ли что самолет взорвался. Когда что-то срывается, мой отец непредсказуем.
— А тело? — спросила я.
— Не сразу. Там только фрагменты. Еще не все собраны. Ваша мать жива? — спросил следователь.
— Моя жива. И мать Петра жива. У нас разные матери и один отец.
— Останки мы отправим в Питер. И вашего брата, и второго погибшего. Их биологическим родителям нужно будет сдать биоматериал.
— Я не уверена, что у второго живы родители.
— Значит, другим близким родственникам. Детям, братьям, сестрам.
— Но их же было всего двое! Не целый самолет, как…
— Я же говорил вам: там только фрагменты. И они… перемешаны. Вероятно, ваш брат и помощник вашего отца сидели рядом. И взрывное устройство было именно там, где они сидели. Мощность пока не могу назвать, но не очень большая. Их убило, они не могли выжить, не смогли бы даже на земле выжить, если бы так рвануло. Самолет, конечно, рухнул… Но раз хвост цел и тарелки целы… Мощность взрыва невысокая. Кто мог желать смерти вашему брату?
— Никто, — сказала я. — Петр не участвовал в бизнесе отца и не хотел. Он хотел летать, он болел небом. Отец в свое время, конечно, помог ему устроиться в известную авиакомпанию. Петр был классным пилотом. Он занимался тем, к чему лежала душа. В бизнес-структурах отца работает Василий, наш старший брат. У них с Петром одна мать.
— Петр часто летал на этом самолете?
— Не знаю. Знаю, что когда летал, то по личной просьбе отца. Кого-то просят сыновей на дачу отвезти или бабушку в поликлинику, а Петьку можно было попросить сесть за штурвал и «сгонять» в тот же Новгород. А тут, насколько я понимаю, был срочный заказ с этими собаками.
— Конкуренты? — тут же ухватился следователь.
— Какие? По производству сувенирной продукции? Взорвали самолет?
«Может, мне лучше помолчать? Пусть лучше ищет конкурентов по бизнесу. А служба безопасности отца займется другими версиями».
— А вообще я не знаю, — добавила я. — Отца я вызову. Только звонить ему буду завтра. Пусть спит до утра. У него со здоровьем не очень. Не хочется его будить, чтобы сообщить плохую новость. Тем более что он ничего уже не может сделать. Матери Петра тоже я позвоню. И тоже завтра. Куда ей приехать?
Следователь вручил мне свою визитку, записал мои телефоны и телефон тети Иры.
В этот момент к нам подошел другой член следственной бригады с представителем сувенирной фабрики.
— Вот Леонид Игнатьевич говорит, что этим самолетом в Новгород летела бывшая жена Ивана Васильевича Большакова.
— Да, моя мать, — не стала скрывать я.
Оказалось, что об этом на фабрике рассказал помощник отца, который погиб вместе с Петром. Там все посмеялись, узнав, что кто-то летит под Новгород омолаживаться, вместо того чтобы делать это в дорогих салонах Санкт-Петербурга.
«Может, теперь следователь немного попортит жить мамочке?»
— Так что ж вы молчали? — повернулся ко мне с укором старший следователь.
— О том, что моя мать летела этим самолетом? Так она же не в Питер летела. Кстати, она не просто омолаживаться сюда приехала, а подзаряжаться какой-то энергией. Где у вас тут источники силы, которые возвращают молодость? Я не знаю точно, где она. И я не хочу ее ни видеть, ни слышать.
— Но она — ваша мать…
— Которая отдала меня бабушке со стороны отца, когда отец сел в тюрьму. И мной никогда не интересовалась. Меня растила бабушка, отец принимал участие в воспитании. А мать не принимала. Сейчас обращается, когда ей что-то нужно. И к отцу тоже, когда что-то нужно. И лучше сразу же сделать то, что она хочет, иначе не отстанет. Я с радостью дам ее телефон. Папа только спасибо скажет, если вы ее в кутузке немного подержите как подозреваемую в организации взрыва. Правда, потом, боюсь, придется отпустить. Достанет всех.
На лицах мужчин появились улыбки. Вероятно, вспоминали тещ, которые умеют достать так, что проще сделать, чем слушать нотации, указания, советы. Но потом ведь все равно скажет «а надо было»… Она же лучше знает! И все равно все будет не так.
