Но не уходящее из памяти чувство возбуждения – эти яркие цвета и острые ощущения – было слишком мощным и восхитительным, чтобы не попытаться испытать его вновь. Патрик убивал мух. Сначала просто расплющивал их материнской мухобойкой. Потом обнаружил, что не менее эффективно убивать их можно и пластмассовой линейкой. Он также открыл для себя прелести липкой бумаги. Ее длинный рулон стоил в «Костелло-авеню-маркет» какие-то два цента, и Патрик иной раз по два часа стоял в гараже, наблюдая, как мухи садятся на липкую бумагу, а потом пытаются вырваться. Стоял, разинув рот, его обычно мутные глаза сверкали, пот тек по круглому лицу и грузному телу. Патрик убивал и жучков, но сначала пытался поймать их живыми. Иногда он утаскивал длинную иглу из материнской подушечки для шитья, нанизывал на нее японского жука, садился, скрестив ноги, на землю в саду и наблюдал, как тот умирает. И в такие моменты выражением лица напоминал мальчика, читающего очень хорошую книгу. Однажды он нашел сбитую автомобилем кошку, которая умирала в ливневой канаве на Нижней Главной улице, и сидел, наблюдая за ней, пока какая-то старуха не увидела, как он пинает ногой мяукающее умирающее животное. Она шуганула его метлой, которой подметала дорожку от тротуара к крыльцу. «Иди домой! – кричала она ему. – Ты что, спятил?» Патрик пошел домой. На старуху он не рассердился. Его поймали, когда он нарушал правила, ничего больше.
Потом, в прошлом году (ни Майка Хэнлона, ни кого-то из остальных не удивило бы, узнай они, что случилось это в тот самый день, когда погиб Джордж Денбро), Патрик нашел ржавый холодильник «Амана» – один из самых больших мусороидов в поясе, окружавшем свалку.
Как и Бев, он слышал о предупреждениях, касающихся таких вот выброшенных бытовых приборов, о том, как миллионы детей задыхаются в них каждый год. Патрик долго стоял, глядя на холодильник, лениво играя в «карманный бильярд». Возбуждение вернулось, только более сильное, чем прежде, уступающее по интенсивности лишь тому случаю, когда он прикончил Эйвери. Возбуждение вернулось, потому что в ледяных сумеречных просторах, которые заменяли Патрику Хокстеттеру разум, появилась идея.
Неделей позже у Льюсов, которые жили в трех домах от Хокстеттеров, пропал кот, Бобби. Дети Льюсов, которые помнили Бобби с рождения, часами обшаривали округу в его поисках. Они даже скинулись на объявление в колонке «Пропали и разыскиваются» городской газеты. Ничего из этого не вышло. А если кто-то из них видел в тот день Патрика, одетого в толстую куртку-пуховик (наводнение 1957 года чуть ли не сразу сменилось сильными холодами), с картонной коробкой в руках, то ничего не заподозрил.
Энгстромы, которые жили на параллельной улице и их двор граничил со двором Хокстеттеров, лишились щенка кокер-спаниеля за десять дней до Дня благодарения. В следующие шесть или восемь месяцев в других домах регулярно пропадали собаки и кошки, и, конечно же, всех их крал Патрик, не говоря о дворовых котах и собаках с Адских пол-акра.
Всех их, одного за другим, он сажал в ржавый холодильник «Амана» около свалки. Всякий раз, когда приносил очередное животное, сердце его гулко билось, глаза горели и слезились от возбуждения, он ожидал обнаружить, что Мэнди Фацио сорвал запорный механизм, а то и просто кувалдой сшиб дверцу с петель. Но Мэнди почему-то не трогал этот холодильник. Возможно, не подозревал о его существовании, возможно, сила воли Патрика не подпускала его к холодильнику… а может, делала это другая сила.
Кокер Энгстромов протянул дольше всех. Несмотря на холода, он еще не сдох, когда Патрик вернулся в третий раз, чтобы взглянуть на него, хотя утратил исходную живость (он вилял хвостом и лизал Патрику руки, когда тот достал его из коробки и посадил в холодильник). Когда Патрик вернулся первый раз, на следующий день, щенок чуть не вырвался на свободу. Патрику пришлось бежать за ним через всю свалку, пока не удалось в прыжке схватить за заднюю лапу. Щенок кусал Патрика острыми маленькими зубами, но Патрик, не обращая на это внимания, отнес щенка к холодильнику и вновь посадил туда. При этом у него встал член. Такое случалось и раньше.
При втором визите щенок снова попытался вырваться, но двигался слишком уж медленно. Патрик вернул его в холодильник, с силой захлопнул ржавую дверцу и привалился к ней спиной. Он слышал, как щенок скребется внутри. Слышал его подвывания. «Хороший песик, – прошептал Патрик Хокстеттер. Он стоял с закрытыми глазами, учащенно дыша. – Очень хороший песик». На следующий день, когда открылась дверца, щенок смог только повернуть глаза в сторону Патрика. Днем позже Патрик нашел кокера мертвым. Вокруг пасти застыла пена. Морда кокера напомнила ему кокосовый леденец на палочке, и он хохотал, доставая окоченевшее тельце из камеры-морилки и выбрасывая в кусты.
В это лето число жертв (Патрик думал о них, если такие мысли приходили ему в голову, как о «подопытных животных») уменьшилось. Патрик не только считал себя настоящим, но и обладал хорошо развитым инстинктом самосохранения и обостренной интуицией. Он почувствовал, что его подозревают. Насчет того, кто именно, уверенности у него не было. Мистер Энгстром? Возможно. В один весенний день мистер Энгстром обернулся и долго смотрел на Патрика в магазине «Эй-энд-Пи». Мистер Энгстром покупал сигареты, а Патрика послали за хлебом. Миссис Джозефс? Возможно. Она иногда сидела у окна гостиной с подзорной трубой и, по словам миссис Хокстеттер, постоянно совала нос в чужие дела. Мистер Джакубуа, с наклейкой общества защиты животных на заднем бампере автомобиля? Мистер Нелл? Кто-то еще? Точно Патрик не знал, но интуиция подсказывала, что он под подозрением, а с интуицией он никогда не спорил. Он поймал нескольких бродячих животных на Адских пол-акра, причем выбирал только тощих и больных, и этим ограничился.
Однако он обнаружил, что холодильник около свалки обрел над ним странную власть. Когда в школе ему становилось скучно, Патрик его рисовал. Иногда холодильник снился ему – в этих снах высота «Аманы» достигала семидесяти футов, и холодильник сверкал белой эмалью, превращался в величественный саркофаг, залитый ледяным лунным светом. В этих снах гигантская дверь открывалась, и он видел огромные глаза, которые смотрели на него из холодильника. Патрик просыпался в холодном поту, но все равно не мог полностью отказаться от тех радостей, что дарили ему визиты к холодильнику.
Сегодня он наконец-то выяснил, кто его подозревал. Бауэрс. Узнав, что Генри Бауэрсу известен секрет его камеры-морилки, Патрик почти что впал в панику, во всяком случае, насколько мог, подошел к этому состоянию. По правде говоря, не очень-то близко, но все равно находил это – не страх, а внутреннее беспокойство – давящим и неприятным. Генри знал. Знал, что Патрик иногда нарушает правила.
Его последней жертвой стал голубь, которого двумя днями раньше он нашел на Джексон-стрит. После удара об автомобиль голубь не мог летать. Патрик пошел домой, взял в гараже свою картонную коробку, посадил в нее голубя. Голубь несколько раз клюнул Патрика в руку, оставив неглубокие, кровавые ранки. Патрик не обращал на это внимание. Когда на следующий день проверил холодильник, голубь уже сдох, но трупик Патрик не выбросил. Теперь же, после угрозы Генри вывести его на чистую воду, Патрик решил сразу же избавиться от голубя. Подумал даже о том, чтобы принести ведро воды и тряпки, чтобы оттереть холодильную камеру. Пахло в ней не очень. Если бы Генри рассказал, и мистер Нелл пришел проверить его слова, он бы понял, что кто-то – если на то пошло, не единожды – там умер.
