– Все отлично, – пробормотал Бен. – Дай мне спички, Ричи.
Ричи передал ему книжицу спичек. Бен открыл клапан на сифонной трубке, поднес спичку к эжектору. С глухим хлопком вспыхнуло сине-оранжевое пламя. Регулируя клапан, Бен убрал оранжевую составляющую и синим факелом начал нагревать дно корпуса минометной мины.
– Воронка у тебя? – спросил он Билла.
– Да-а, з-здесь. – Билл протянул ему самодельную воронку, которую Бен смастерил раньше. Крошечная дырочка в ее основании соответствовала отверстию в заливной форме. Бен сделал воронку без единого замера. Билла это удивило, просто поразило, но он не знал, как сказать об этом Бену, не вогнав того в краску. Поглощенный делом, Бен мог говорить с Беверли – и заговорил, с сухой сдержанностью хирурга, обращающегося к медсестре.
– Бев, руки у тебя дрожат меньше, чем у остальных. Вставь воронку в отверстие. Надень рукавицу, чтобы не обжечься.
Билл протянул ей рабочую рукавицу отца. Беверли вставила жестяную воронку в отверстие заливочной формы. Все молчали. Паяльная лампа шипела слишком громко. Прищурившись, они смотрели на струю пламени.
– По-о-одождите! – вдруг воскликнул Билл и метнулся в дом. Через минуту он вернулся с дешевыми, полностью закрывающими глаза солнцезащитными очками «Черепаха», которые год или даже больше валялись в одном из ящиков на кухне. – Лучше на-адень и-их, С – Стог.
Бен взял очки, улыбнулся, надел.
– Черт, это же Фабиан
113, – воскликнул Ричи. – Или Фрэнки Авалон
114, или один из этих итальяшек с «Американской эстрады».
– Пошел ты, Балабол, – фыркнул Бен, но не сумел сдержать смех. Мысль о том, что он кому-то напомнил Фабиана или кого-то похожего, показалась ему очень уж забавной. Но пламя дернулось, и смех мгновенно стих. Бен вновь сконцентрировался на деле.
Две минуты спустя он протянул паяльную лампу Эдди, который осторожно взял ее здоровой рукой.
– Готово. – Бен повернулся к Биллу. – Дай мне вторую рукавицу. Быстро! Быстро!
Билл дал ему рукавицу, Бен надел ее и, держа корпус минометной мины защищенной рукой, другой повернул рукоятку винта тисков.
– Держи крепко, Бев.
– Я готова, меня ждать не придется, – ответила она.
Бен наклонил тигель над воронкой. Остальные наблюдали, как ручеек расплавленного серебра перетекает из одного сосуда в другой. Бен налил сколько нужно, ни каплей больше. И на мгновение ощутил себя на седьмом небе. Его словно окутало белое зарево, и все вокруг чудесным образом преобразилось. На мгновение он перестал быть невзрачным толстым Беном Хэнскомом, который носил мешковатые свитера, чтобы скрыть брюхо и сиськи; он превратился в Тора, управляющегося с громом и молниями в кузнице богов.
Потом это чувство ушло.
– Ладно, – кивнул он. – Сейчас я вновь расплавлю серебро. Кто-то должен взять гвоздь и проковырять отверстие в воронке, пока расплав не затвердел.
Это сделал Стэн.
Бен вновь зажал обрезанный корпус минометной мины в тиски и взял у Эдди паяльную лампу.
– Так, переходим к номеру два.
И принялся за работу.
4
Десять минут спустя серебро залили и во вторую форму.
– Что теперь? – спросил Майк.
– Теперь мы час поиграем в «Монополию», – ответил Бен, – пока они затвердеют в формах. Потом я зубилом разобью формы по линии разъема, и мы закончим.
Ричи озабоченно взглянул на треснутое стекло «Таймекса». Часы побывали не в одной передряге, но продолжали тикать.
– Когда вернутся твои старики?
– Н-не ра-аньше по-оловины о-о-одиннадцатого, – ответил Билл. – О-они по-ошли на с-с-сдвоенный се-еанс в «А-а-а-а»…
– В «Аладдин».
– Да. А потом они заедут за пи-пиццей. Они почти в‐всегда так де-елают.
– Значит, времени у нас много, – заметил Бен.
Билл кивнул.
– Тогда пошли в дом, – предложила Бев. – Я хочу позвонить домой. Обещала, что позвоню. А вам всем придется помолчать. Он думает, что я в Общественном центре и оттуда меня подвезут.
– А если он захочет приехать и забрать тебя раньше? – спросил Майк.
– Тогда будет беда, – ответила Бев.
Бен подумал: «Я защищу тебя, Бев». И тут же перед мысленным взором поплыла очередная греза с таким сладким завершением, что по его телу пробежала дрожь. Отец Бев начинал наезжать на нее: кричит и все такое (даже в грезе Бен не мог представить себе, как обращался с дочерью Эл Марш). Бен заслонял ее собой и предлагал Маршу отвалить.
«Хочешь неприятностей, толстяк, продолжай защищать мою дочь».
Хэнском, обычно тихий книгочей, мог превращаться в разъяренного тигра, если его задевали за живое. С предельной прямотой он говорит Элу Маршу: «Прежде чем ты доберешься до нее, тебе придется иметь дело со мной».
Марш делает шаг вперед… а потом стальной блеск в глазах Хэнскома заставляет его остановиться.
«Ты пожалеешь», – бормочет он, но понятно, запал его иссяк: на поверку он оказался бумажным тигром.
«Что-то я в этом сомневаюсь», – говорит Бен Хэнском со сдержанной улыбкой Гэри Купера, и отец Беверли сваливает.
«Что с тобой произошло, Бен? – Бев плачет, но ее глаза сияют и полны звезд. – Ты выглядел так, будто собрался его убить».
«Убить его? – повторяет Хэнском, и улыбка Гэри Купера по-прежнему изгибает его губы. – Никогда, бэби. Он, может, и подонок, но по-прежнему твой отец. Я, может, и взгрел бы его маленько, но только потому, что выхожу из себя, если кто-то грубо разговаривает с тобой. Понимаешь?»
Она бросается ему на грудь, обнимает за шею, целует (в губы! в ГУБЫ!).
«Я люблю тебя, Бен!» – Она рыдает. Он чувствует, как ее маленькие грудки плотно прижимаются к его груди…
Он содрогнулся, усилием воли отгоняя от себя эту яркую, невероятно четкую картинку. Ричи стоял у двери, спрашивал его, идет ли он, и только тут Бен понял, что в мастерской он остался один.
– Да. – Бен шагнул к нему. – Конечно, иду.
– Выживаешь из ума, Стог, – заметил Ричи, когда Бен переступал через порог, но хлопнул Бена по плечу. Тот улыбнулся и на мгновение обхватил рукой шею Ричи.
5
С отцом у Бев проблем не возникло. С работы он пришел поздно, сказала ей мать по телефону, заснул перед телевизором, проснулся только для того, чтобы добраться до кровати.
