– А те-еперь у-уходим в то-оннель, – прошептал Билл. – Бы-ы-ыстро.
– Зачем? – спросила Беверли, но отвечать Биллу не пришлось. В жерле бетонного цилиндра вновь появился Генри и бросил вниз камень размером с футбольный мяч. Беверли вскрикнула, и Стэн тут же прижал Эдди к круглой стене. Камень ударился о ржавый корпус насоса с музыкальным «дзинь», отскочил влево и стукнулся о бетонную стену, разминувшись с Эдди менее чем на полфута. Отбитая бетонная крошка чиркнула его по щеке. Камень упал в воду. Во все стороны полетели брызги.
– Бы-ы-ыстро! – повторил Билл, и они сгрудились у подводящей трубы насоса. Диаметр канала составлял порядка пяти футов. Билл отправлял их туда одного за другим (смутный цирковой образ – большие клоуны, выходящие из маленького автомобиля – промелькнул в голове со скоростью метеора; годы спустя он использует этот образ в книге «Черная стремнина»), последним залез сам, увернувшись еще от одного камня. Новые камни летели вниз, попадали в корпус насоса и отлетали под разными углами.
Когда камни перестали падать, Билл выглянул из укрытия и увидел, что Генри быстро-быстро спускается по лестнице.
– Х-х-хватаем его! – прокричал он остальным. Ричи, Бен и Майк выскочили из-за Билла. Ричи потянулся и схватил Генри за лодыжку. Генри выругался и дернул ногой, словно пытаясь сбросить маленькую зубастую собачку – терьера, скажем, или пекинеса. Но Ричи забрался повыше, ухватившись за скобу, и вонзил зубы в лодыжку Генри. Тот закричал и начал подниматься. Обувка с этой ноги свалилась, упала в воду и утонула.
– Он меня укусил! – кричал Генри. – Укусил меня! Этот членосос меня укусил!
– Да, и как хорошо, что весной я сделал прививку от столбняка! – крикнул ему Ричи.
– Забрасываем их камнями! – бушевал Генри. – Забрасываем! Отправим их в каменный век, вышибем им мозги!
Вниз вновь полетели камни. Но мальчишки успели ретироваться в трубу. Только руку Майка задел маленький камушек, и он, морщась, прижимал ее к телу, выжидая, пока уйдет боль.
– Патовая ситуация, – прокомментировал Бен. – Они не могут спуститься, мы не можем подняться.
– Мы и не до-олжны здесь подниматься, – ответил Билл, – и в‐вы все это знаете. Кое-кому хо-очется, чтобы мы во‐ообще не поднялись на по-оверхность.
Они смотрели на него. В глазах застыли боль и испуг. Никто ничего не сказал.
До них долетел голос Генри, ярость в нем маскировалась под насмешку:
– Эй, мы можем просидеть здесь весь день.
Беверли отвернулась и смотрела в глубины подводящей трубы. Свет с удалением от шахты быстро мерк, и многого она разглядеть не могла. Видела только бетонный тоннель, нижнюю треть которого заполняла бегущая вода. Она обратила внимание, что уровень воды теперь выше в цилиндре, в который они спустились. И поняла почему: насос не работал, так что в Кендускиг сливалась только часть воды. Она чувствовала, как клаустрофобия сжимает горло, как кожа покрывается мурашками. Если вода поднимется высоко, они утонут.
– Билл, мы должны туда идти?
Он пожал плечами, сказав этим все. Да, должны; что еще им оставалось? Погибнуть от рук Генри, Виктора и Рыгало в Пустоши? Или от чьих-то еще – возможно, куда более страшных – в городе? Она очень хорошо поняла его мысль – никакого заикания в этом пожатии плеч не было. Лучше им самим прийти к Оно. Вытащить из логова, вызвать на решающий поединок, как в вестерне. Более честно. Более смело.
– Как назывался тот ритуал, о котором ты нам говорил, Большой Билл? Из библиотечной книжки?
– Чу-Чу-Чудь. – Билл улыбнулся.
– Чудь, – повторил Ричи. – Ты кусаешь язык Оно, и Оно кусает твой, так?
– Та-а-ак.
– А потом вы рассказываете анекдоты.
Билл кивнул.
– Забавно. – Ричи смотрел в черную трубу. – Не могу вспомнить ни одного.
– Я тоже, – признался Бен. Страх тяжело навалился ему на грудь, душил. Он чувствовал: если бы не спокойствие и уверенность Билла… и не присутствие Беверли, он бы сел в воду и разрыдался, как младенец… или просто сошел с ума. Но он точно знал, что скорее умрет, чем покажет Беверли, как он напуган.
– Ты знаешь, куда идет труба? – спросил Стэн Билла.
Билл покачал головой.
– Ты знаешь, как найти Оно?
Билл вновь покачал головой.
– Мы узнаем, когда приблизимся, – внезапно вмешался в их разговор Ричи. Глубоко вдохнул. – Если мы должны это сделать, давайте сделаем.
Билл кивнул:
– Я по-пойду пе-первым. Потом Э-Эдди. Бе-Бе-Бен. Бев. Стэн-Су-Су-Супермен. Ма-Ма-Майк. Ты по-последним, Ри-Ричи. Ка-каждый де-держит ру-руку на п-плече то-то-того, кто и-идет в‐в-впереди. Будет те-темно.
– Вы выходите? – крикнул сверху Генри Бауэрс.
– Где-нибудь мы выйдем, – пробормотал Ричи. – Надеюсь.
Они сформировали колонну слепцов. Билл оглянулся только раз, чтобы убедиться, что рука каждого лежит на плече стоящего впереди. Потом, чуть наклонившись, чтобы преодолевать сопротивление потока, Билл Денбро повел друзей в темноту, в которую чуть ли не годом раньше уплыл бумажный кораблик, сделанный им для брата.
Глава 20
Круг замыкается
1
Том
Тому Рогану приснился совершенно безумный сон. В нем он убивал отца.
Часть его рассудка понимала, насколько безумен этот сон; его отец умер, когда Том учился еще в третьем классе. Ну… «умер» – не совсем точно. «Покончил с собой», пожалуй, больше соответствовало действительности. Ральф Роган смешал себе коктейль из джина и щелока. На посошок, так сказать. Тома назначили ответственным за брата и сестер и пороли, если что-то шло не так.
Нет, он не мог убить своего отца… да только в этом пугающем сне он стоял рядом с отцом, прижимая к его шее что-то такое, напоминающее совершенно безобидную рукоятку… но она была вовсе не безобидная, так? У края имелась кнопочка, и если бы он на нее нажал, из рукоятки выдвинулось бы лезвие и пронзило шею отца. «Я не собираюсь ничего такого делать. Папуля, не волнуйся, – подумал во сне его мозг аккурат перед тем, как палец нажал на кнопку, и выскочило лезвие. Глаза спящего отца раскрылись, он уставился в потолок; челюсть отвисла, послышалось кровавое бульканье. – Папуля, я этого не делал! – закричал его разум. – Кто-то другой…»
Он изо всех сил пытался проснуться и не мог. Что ему удалось (и, как выяснилось, ни к чему хорошему это не привело), так перескочить в другой сон. В нем Том брел по длинному, темному тоннелю, разбрызгивая ногами воду. Яйца болели, саднило лицо, исхлестанное ветками. С ним шел кто-то еще, но он различал только смутные силуэты. Это значения не имело. Что имело, так это сосунки, которые находились где-то впереди. Они провинились. Они заслужили
(порки)
