И когда Оно зашвырнуло его в черноту, когда он почувствовал, как сознание выдирают из тела, он сконцентрировался на том, чтобы ухватиться за язык Оно… и не вышло.
4
Ричи
Остальные четверо наблюдали, будто парализованные. И видели точное повторение случившегося – в их первый приход сюда. Паучиха, которая, казалось, хотела схватить Билла и подтащить к пасти, внезапно застыла. Глаза Билла не отрывались от рубиновых глаз Оно. Создавалось ощущение контакта… суть которого они не могли себе и представить. Но они чувствовали борьбу, чувствовали, как каждый из соперников стремился навязать свою волю другому.
А потом Ричи посмотрел на новую паутину и увидел первое отличие.
Тела остались такими же, как и прежде, частично съеденными и частично сгнившими… но на самом верху, в одном углу, Ричи увидел тело не только совсем свежее, но и скорее всего живое. Беверли вверх не смотрела – полностью сосредоточила внимание на Билле и Паучихе, – но Ричи, даже охваченный ужасом, отметил сходство между Беверли и женщиной в паутине. Волосы длинные и рыжие. Глаза открытые, но остекленевшие и неподвижные. Струйка слюны стекала из левого уголка рта к подбородку. Ее прицепили к одной из главных нитей с помощью паутинной упряжи. Нити охватывали талию, а потом уходили под мышки, и она висела, наклонившись в полупоклоне, со свободно болтающимися руками и ногами. Туфли на ногах отсутствовали.
Обратил внимание Ричи и еще на одно тело, уже в нижней части паутины. Этого мужчину он никогда раньше не видел… но его разум почти на подсознательном уровне уловил схожесть этого мужчины с недавно почившим (о чем, однако, никто не жалел) Генри Бауэрсом. Кровь выплеснулась из обоих глаз незнакомца и окрасила пену вокруг его рта и на подбородке. Он…
И тут Беверли закричала:
– Что-то не так! Что-то пошло не так, сделайте что-нибудь, ради бога, неужели никто не может что-нибудь СДЕЛАТЬ…
Взгляд Ричи метнулся к Биллу и Паучихе… и он почувствовал/услышал чудовищный смех. Лицо Билла неуловимо вытянулось. Кожа стала пергаментно-желтоватой, блестящей, как у глубокого старика. Глаза закатились, между веками остались только белки.
«Ох, Билл, где ты?»
И на глазах Ричи кровь внезапно хлынула, пузырясь, из носа Билла. Его губы дергались в попытке закричать… и теперь Паучиха снова приближалась к нему. Наклонялась, нацеливая жало.
«Оно собирается его убить… во всяком случае, убить его тело… пока его разум где-то еще. То есть навсегда оставить его разум блуждать. Оно побеждает… Билл, где ты? Ради бога, где ты?»
И откуда-то из невообразимого далека до него донесся очень слабый крик Билла… и звуки, хотя и бессвязные, начали собираться в слова, полные
(Черепаха мертв Господи Черепаха мертв)
отчаяния.
Бев закричала снова и приложила руки к ушам, будто для того, чтобы заглушить этот затихающий голос. Жало Паучихи поднялось, и Ричи рванулся к Оно, губы его разошлись в широченной, чуть ли не до ушей, улыбке, и он заговорил своим лучшим Голосом ирландского копа:
– Постой, постой, моя милая девочка! И что это, по-твоему, ты делаешь? Отстань от этого мальчика, а не то я задеру твои нижние юбчонки и отшлепаю по попке!
Паучиха перестала смеяться, и Ричи почувствовал поднимающийся вал злости и боли в голове Оно. «Я причинил боль Оно! – торжествующе подумал он. – Причинил боль, как насчет этого, причинил боль Оно, и знаете что? Я УХВАТИЛ ЯЗЫК ОНО! У БИЛЛА ПОЧЕМУ-ТО НЕ ВЫШЛО, И КОГДА ОНО ОТВЛЕКЛОСЬ, Я…»
А потом под крики Оно (в голове Ричи они звучали жужжанием разъяренного пчелиного роя) Ричи вышвырнули из собственного тела в черноту, и он смутно отдавал себе отчет в том, что Оно пытается стряхнуть его, освободить свой язык. И у Оно получалось очень даже неплохо. Ужас волной прокатился по нему и сменился ощущением вселенской глупости. Он вспомнил Беверли с его йо-йо, показывающую ему, как заставить йо-йо «уснуть», выгулять собачку, облететь вокруг света. Теперь же он, Ричи, превратился в человека-йо-йо, а язык Оно стал нитью. Теперь с ним выполнялся некий трюк, и назывался он не «выгулять собачку», но, возможно, «выгулять Паучиху», и разве это не смешно, а?
Ричи рассмеялся. Невежливо это, смеяться с полным ртом, но он сомневался, что в здешних краях кто-нибудь читал книги по этикету мисс Маннерс. Ричи засмеялся снова, еще громче.
Паучиха кричала и отчаянно трясла его, кипя от злости: Оно снова застали врасплох. Еще бы, Оно верило, что вызов ему может бросить только писатель, а теперь этот человек, смеющийся, как безумный мальчишка, вцепился в язык, когда Оно менее всего этого ожидало.
Ричи почувствовал, что он соскальзывает.
– секундочку террпения, сеньоррита, мы пойдем туда вместе, а не то я не прродам вам никаких лотеррейных билетиков, а каждый из них с большим выигррышем, клянусь именем матерри.
Он почувствовал, что его зубы вновь вцепились в язык Паучихи, теперь еще сильнее. Но ощутил и дикую, быстро приближающуюся боль, когда Оно вогнало свои клыки уже в его язык. И все-таки это было ужасно смешно. Даже в черноте, мчась следом за Биллом, связанный с собственным миром одной только ниточкой – языком невообразимого монстра, даже с застилающим голову красным туманом, вызванным болью от укусов клыков монстра, все это было чертовски смешно. Гляньте сами, господа хорошие, и убедитесь, что диджей может летать.
И он летел, именно так.
Никогда Ричи не попадал в такую черноту, даже не подозревал, что она может существовать, а теперь летел сквозь нее, как ему казалось, со скоростью света, и при этом его трясли, как терьер трясет пойманную крысу. Он почувствовал, что впереди что-то есть, какой-то исполинский труп. Черепаха, о которой Билл упомянул затихающим голосом? Должно быть. Он увидел только панцирь, мертвую оболочку. И пролетел мимо, уносясь все дальше в черноту.
«Действительно набрал крейсерскую скорость», – подумал Ричи, и вновь ему захотелось посмеяться.
– Билл, Билл, ты слышишь меня?
– его нет, он в мертвых огнях, отпусти меня! ОТПУСТИ МЕНЯ!
(Ричи?)
Невероятно далеко. Невероятно далеко в этой черноте.
– Билл! Билл! Я здесь! держись! ради бога, держись!
– он мертв, вы все мертвы, ты слишком старый, неужели не понимаешь? А теперь отпусти МЕНЯ!
– эй, сука, рок-н-роллу все возрасты покорны.
– ОТПУСТИ МЕНЯ!
– доставь меня к нему, и я, возможно, отпущу.
– Ричи
ближе, он уже ближе, слава богу…
– Я иду, Большой Билл! Ричи спешит на помощь! Собираюсь спасти твой отбитый зад! Я у тебя в долгу с того дня на Нейболт-стрит, помнишь?
– отпусти МЕН-Я-Я-Я-Я!
