Он пополз назад, отталкиваясь каблуками и ладонями. Гравий забивался под пояс брюк. Ричи услышал, как расползся шов под рукавом его пиджака спортивного покроя с Родео-Драйв. Он перевернулся на живот, подтянул ноги, пошатываясь, поднялся, оглянулся. Клоун смотрел на него сверху вниз. Его глаза по-дурацки вращались в глазницах.
– Я тебя напугал, чел? – пророкотал клоун.
И Ричи услышал, как его рот ответил, сам по себе, никак не связанный с оцепеневшим мозгом:
– Таких дешевых трюков у меня полный багажник, дубина. Так-то.
Клоун усмехнулся и кивнул, будто ничего другого и не ожидал. Кроваво-красные губы разошлись, обнажая клыки-зубы, каждый заканчивающийся острием.
– Я мог бы покончить с тобой прямо сейчас, если бы хотел покончить. Но мне хочется продлить удовольствие и повеселиться от души.
– Я тоже повеселюсь, – услышал Ричи свой рот. – А самое большое веселье нас ждет, когда мы придем, чтобы оторвать твою гребаную голову, бэби.
Улыбка клоуна делалась все шире и шире. Он поднял другую руку, в белой перчатке, и Ричи почувствовал, как ветер, вызванный этим движением, сдул со лба волосы – совсем как двадцать семь лет назад. Указательный палец клоуна нацелился на него. Огромный, как балка.
«Огромный, как бал…» – успел подумать Ричи, и тут боль ударила вновь. Вонзилась десятками игл в мягкое желе глаз. Он закричал и вскинул руки к глазам.
– Прежде чем удалять соринку из глаза ближнего своего, займись бревном в собственном глазу, – наставительно произнес клоун, голос его рокотал и вибрировал. И вновь Ричи окутало облако зловонного дыхания.
Он посмотрел вверх, торопливо отступил на полдесятка шагов. Клоун наклонился, уперся руками в колени, обтянутые яркими панталонами.
– Хочешь поиграть еще, Ричи? Я могу наставить свой палец на твою пипку, и у тебя будет рак простаты. Или на голову, чтобы начала расти опухоль мозга, – хотя некоторые люди скажут, что, кроме нее, там ничего и не было. Я могу наставить палец тебе на рот, и твой глупый болтливый язык превратится в одну большую язву. Я могу это сделать, Ричи. Хочешь посмотреть?
Глаза клоуна увеличивались, увеличивались, черные зрачки стали размером с мяч для софтбола. В них Ричи увидел невероятную черноту, которая могла существовать только за пределами Вселенной; он увидел дикую радость, которая могла свести его с ума. Он понял, что Оно по силам и это, и многое другое.
И однако Ричи вновь услышал свой рот, только заговорил он не его голосом и ни одним из созданных им, в прошлом или настоящем, голосом; этого голоса Ричи никогда раньше не слышал. Потом он скажет остальным, но без должной уверенности, что это был голос мистера Дживза-Ниггера, громкий и гордый, пародирующий сам себя и скрипучий:
– Пшел вон с моего места, ты, большой, старый, белый клоун! – прокричал Ричи и внезапно вновь начал смеяться. – Без дураков и черномазых, хрен моржовый! Я иду куда хочу, я говорю когда хочу, и член мой встает, когда я хочу! Все время мое, и жизнь моя, я знаю, что делать и без тебя! Посмеешь полезть – можешь огресть! Ты слышал меня, ты, бледнолицый мешок с говном?
Ричи показалось, что клоун отпрянул, но он не задержался ни на секунду, чтобы убедиться в этом. Просто побежал, руки работали, как поршни, полы пиджака развевались за спиной, не обращая внимания на какого-то папашу, который остановился, чтобы его малыш мог полюбоваться Полом, а теперь подозрительно смотрел на Ричи, словно задаваясь вопросом, а не рехнулся ли тот. «Если на то пошло, – подумал Ричи, – мне и самому кажется, что я рехнулся. Господи, наверное, так оно и есть. И это была самая говенная имитация Грэндмастера Флэша, но как-то сработало, как-то…»
И тут вслед загремел голос клоуна. Отец маленького мальчика этого голоса не слышал, а малыш внезапно сморщил личико и разревелся. Папаша подхватил сына на руки, прижал к себе, ничего не понимая. Несмотря на охвативший его ужас, Ричи следил за этим маленьким представлением. Голос клоуна смеялся от злости, а может, был просто злым: «Здесь, внизу, у нас есть глаз, Ричи… ты меня слышишь? Глаз, который ползает. Если ты не хочешь улетать, не хочешь сказать «прощай», ты можешь спуститься вниз, под этот город, и поздороваться с этим большим глазом! Ты можешь спуститься и увидеть его в любое время. В любое удобное тебе время, когда захочется. Ты слышишь меня, Ричи? Принеси йо-йо. И пусть Беверли наденет большую широкую юбку с четырьмя или пятью нижними юбками. И кольцо мужа пусть повесит на шею. Скажи Эдди, чтобы надел свои двухцветные кожаные туфли. Мы сыграем бибоп, Ричи! Мы сыграем ВСЕ-Е-Е ХИТЫ!»
Добравшись до тротуара, Ричи рискнул оглянуться, и увиденное нисколько его не успокоило. Пол Баньян еще не вернулся на постамент, но и клоун уже оттуда ушел. Теперь там стояла двадцатифутовая статуя Бадди Холли. Один узкий лацкан его клетчатого пиджака украшал значок-пуговица с надписью «РОК-ШОУ РИЧИ ТОЗИЕРА «ТОЛЬКО МЕРТВЫЕ».
Одну дужку очков Бадди скрепляла изолента.
Маленький мальчик по-прежнему истерично ревел; отец быстрыми шагами удалялся к центру города, неся малыша на руках.
И Ричи уходил от Городского центра,
(на этот раз ноги меня не подвели)
стараясь не думать о том,
(мы сыграем ВСЕ-Е-Е ХИТЫ!)
что сейчас произошло. Думать он хотел совсем о другом, скажем, о большущем стакане виски, который собирался выпить в баре отеля «Дерри таун-хаус», перед тем как улечься вздремнуть.
Эта мысль о выпивке – самой обычной выпивке – чуть улучшила ему настроение. Он опять оглянулся, и на душе стало еще легче, потому что Пол Баньян вернулся на положенное ему место и улыбался небу, с пластмассовым топором на плече. Ричи прибавил шагу, просто понесся, наращивая расстояние между собой и статуей. Он даже начал рассматривать вариант галлюцинации, когда боль в очередной раз ударила по глазам, глубокая и беспощадная, заставив его вскрикнуть. Симпатичная молодая девушка, которая шла впереди, мечтательно глядя на проплывающие облака, оглянулась, помялась, а потом поспешила к Ричи:
– Мистер, что с вами?
– Это мои контактные линзы, – прохрипел Ричи. – Мои чертовы контактные линзы… Господи, до чего же больно!
На этот раз он так спешил, что едва не проткнул глаза указательными пальцами. Оттянул нижние веки и подумал: «Я не смогу моргнуть, чтобы вытащить линзы, это точно, я не смогу моргнуть, чтобы вытащить их, глаза будут болеть, и болеть, и болеть, пока я не ослепну, не ослепну, не ос…» – но он моргнул, и этого хватило, чтобы линзы выскочили из глаз. Резкий и четкий мир, где цвета не наползали друг на друга, а лица не расплывались, просто исчез. Его место заняли накладывающиеся друг на друга разноцветные контуры. И хотя Ричи и девушка, которая училась в средней школе, обеспокоенная и жаждущая помочь, чуть ли не пятнадцать минут ползали по тротуару, ни одну из линз им найти не удалось.
А в голове Ричи вроде бы звучал смех клоуна.
