Никто из них, даже Рыгало, при обычных обстоятельствах никогда не зашел бы на ферму Бауэрса – прежде всего из-за полоумного папаши Генри, но и еще по одной причине: любой приход заканчивался тем, что приходилось помогать Генри полоть, собирать камни, которые появлялись вновь и вновь, рубить дрова, таскать воду, скирдовать сено, собирать все, что созрело аккурат на тот момент – горох, огурцы, помидоры, картофель. Аллергией к работе эти парни не страдали, но им хватало дел и дома, так что не хотелось вкалывать еще и на полоумного отца Генри, который бил всех без разбора (однажды с поленом набросился на Виктора Крисса, когда тот уронил корзину с помидорами, которую нес к придорожному ларьку). Плохо, когда тебя дубасят березовым поленом. Еще хуже, когда при этом приговаривают: «Я убью всех япошек! Я убью всех япошек! Я убью всех гребаных япошек!» – как приговаривал Буч Бауэрс.
И Рыгало Хаггинс, пусть и тупой, выразился на этот счет лучше всех. «Я не связываюсь, нах, с психами», – сказал он Виктору Криссу двумя годами раньше. Виктор рассмеялся и согласился.
Но против пения сирен обо всех этих фейерверках устоять не смог никто.
– Послушай, Генри, – попытался увильнуть Виктор, когда Генри позвонил ему в девять утра и пригласил зайти, – я встречу тебя около углехранилища в час дня. Пойдет?
– Ты появишься у углехранилища в час дня, но меня там не будет, – ответил Генри. – У меня слишком много работы. Если ты подвалишь к углехранилищу в три часа, я там буду. И первая М‐80 разорвется у тебя в жопе, Вик.
Вик помялся, а потом согласился прийти и помочь с работой.
Пришли и остальные, и впятером, работая как проклятые, они закончили все вскоре после полудня. Когда Генри спросил отца, можно ли ему пойти погулять, Бауэрс-старший лениво махнул рукой. В тот день он устроился на заднем крыльце с квартовой молочной бутылкой, заполненной очень крепким сидром, под рукой, у самого кресла-качалки. Портативный радиоприемник «Филко» стоял на поручне (в этот день «Ред сокс» играли с «Вашингтонскими сенаторами», и любой человек в здравом уме не мог ждать от этой игры ничего хорошего). На коленях у Буча лежал японский меч – сувенир с войны. Буч говорил, что вырвал этот меч из руки умирающего япошки на острове Тарава, но на самом деле купил за шесть бутылок «Будвайзера» и три ручки в Гонолулу. И теперь Буч всегда доставал этот меч, когда напивался. А поскольку все ребята, в том числе и Генри, не сомневались, что рано или поздно он пустит меч в ход, представлялось целесообразным держаться от Буча подальше, когда меч лежал у него на коленях.
Парни едва вышли на дорогу, как Генри заметил идущего впереди Майка Хэнлона.
– Это ж ниггер! – И его глаза вспыхнули, как у ребенка, подумавшего о Санта-Клаусе, который обязательно придет на Рождество.
– Ниггер? – На лице Рыгало Хаггинса отразилось недоумение – он-то видел Хэнлонов очень редко, – а потом его глаза тоже вспыхнули. – Да! Ниггер! Давай его поймаем, Генри!
Рыгало припустил следом, топая, как слон. Остальные последовали за ним, но Генри схватил Рыгало и остановил его. Ему чаще других приходилось гоняться за Майком Хэнлоном, он знал, что это тот самый случай, когда сказать «поймаем его» куда как проще, чем сделать. Бегать этот черный мальчишка умел.
– Он нас не видит. Давайте пойдем быстро, пока он нас не заметит. Сократим расстояние.
Так они и поступили. Сторонний наблюдатель мог бы улыбнуться: все пятеро выглядели так, будто борются за медаль в спортивной ходьбе. Толстый живот Лося Сэдлера колыхался вверх-вниз под футболкой с эмблемой средней школы Дерри. Пот катился по раскрасневшемуся лицу Рыгало. Но расстояние между ними и Майком сокращалось – двести ярдов, сто пятьдесят, сто, – и пока этот маленький негритенок Самбо
71 не оглянулся. Они уже слышали, как он что-то насвистывает.
– Что ты собираешься с ним сделать? – тихо спросил Виктор Крисс. В голосе звучал исключительно интерес, но, по правде говоря, Виктор волновался. В последнее время Генри тревожил его все больше и больше. Он бы ничего не имел против, если б Генри хотел избить этого Хэнлона, даже раздеть догола и забросить его брюки и трусы на верхушку дерева, но он опасался, что на уме у Генри что-то другое. Последнее время произошло несколько неприятных инцидентов с учениками начальной школы Дерри, которых Генри называл «эти маленькие говнюки». Генри привык помыкать этими маленькими говнюками и терроризировать их, но в последние месяцы они раз за разом ускользали от них. В марте Генри с друзьями гнались за очкариком по фамилии Тозиер, загнали его в Универмаг Фриза, а там потеряли, хотя, казалось, он уже у них в руках. А в последний учебный день этот Хэнском…
Но Виктор не любил об этом думать.
Его тревожило другое: Генри может зайти СЛИШКОМ ДАЛЕКО. О том, что такое СЛИШКОМ ДАЛЕКО, Виктор тоже не любил думать… но обеспокоенное сердце вновь и вновь поднимало этот вопрос.
– Мы его поймаем и отведем в углехранилище, – ответил Генри. – Думаю, сунем по петарде в его ботинки и посмотрим, потанцует ли он.
– Но не М‐80, так, Генри?
Если Генри задумал что-то такое, Виктор решил, что участвовать в этом не будет. М‐80 в каждом ботинке оторвало бы ниггеру стопы, а это Виктор и называл «СЛИШКОМ ДАЛЕКО».
– У меня их всего четыре. – Генри не отрывал глаз от спины Майка Хэнлона. Они сократили расстояние до семидесяти пяти ярдов, и он тоже понизил голос. – Думаешь, я потрачу две на этого гребаного черномазого?
– Нет, Генри. Конечно, нет.
– Хватит и пары «Блэк кэт». Потом разденем его и выбросим одежду в Пустошь. Может, он обожжется ядовитым плющом, пока будет ее искать.
– А еще мы изваляем его в угле. – Тусклые глаза Рыгало вспыхнули. – Хорошо, Генри? Это круто?
– Круто, круто. – Небрежность в голосе Генри Виктору не понравилась. – Мы изваляем его в угле, как однажды я извалял его в грязи. И… – Генри широко улыбнулся, показав зубы, которые уже начали гнить. – И я ему кое-что скажу. Кажется, когда я говорил ему это в прошлый раз, он меня не услышал.
– Что, Генри? – спросил Питер. Питера Гордона захватила эта охота. Он принадлежал к одной из «лучших семей» Дерри, жил на Западном Бродвее и через два года собирался уехать в частную школу в Гротоне, где получил бы необходимую подготовку для поступления в престижный колледж – таким он, во всяком случае, видел свое будущее 3 июля. Питер был умнее Вика Крисса, но провел в этой компании слишком мало времени, чтобы заметить, как разрушается психика Генри.
– Услышишь, – ответил Генри. – А теперь заткнись. Он близко.
Расстояние до Майка сократилось до двадцати пяти ярдов, и Генри уже собирался открыть рот, чтобы приказать схватить его, когда Лось Сэдлер «взорвал» первую петарду этого дня. Накануне вечером он съел три тарелки тушеной фасоли и пернул чуть ли не громче ружейного выстрела.
