— Ну, жить вы будете здесь, а принимать больных в сельсовете, я вам специально комнату выделю, — сказал председатель на прощание и ушел.
Флигель оказался небольшим отдельно стоящим домиком в глубине общего двора. В нем было две уютных чистых комнаты и летняя кухня. Туалет находился во дворе. Из болтовни Анфисы стало понятно, что когда-то в этом флигеле жила она сама, а в каменном доме — ее сын. Когда он переехал в город, Анфиса перебралась жить в дом, а флигель стала сдавать… Но поскольку в село почти никто не приезжал, это было крайне редко — разве что начальство из города или командировочного какого занесет с проверками всякими… Словом, флигель почти всегда пустовал.
Анфиса предложила накрыть на стол, но Зина с Дмитрием отказались, сославшись на усталость. Тогда хозяйка ограничилась тем, что принесла кувшин парного молока и миску пирогов с картошкой.
— Что за цирк ты устроила? — напустился на Зину Дмитрий, когда они остались наедине.
— Нам же просто повезло! — усмехнулась она. — Будем выдавать себя за врачей. Вернее тебя. Это легко, я покажу как. И пока останемся здесь. Я должна узнать, что происходит в этом селе. А ты, когда захочешь, уедешь.
— Так я и оставил тебя одну здесь! — рассердился он. — Здесь же черт-те что происходит! Люди какие-то странные!
— Вот я и хочу узнать, что здесь происходит!
Дмитрий лег на кровать, и железные пружины застонали под его весом.
— Ничего себе! — подпрыгнул он мгновенно, совсем как мальчишка. — Хорошо, что домик отдельный! А то старушке спать не дадим!
Но Зине было не до смеха.
— Я пойду пройдусь по селу, — отдыхать ей действительно не хотелось.
— Ты бы лучше в доме сидела, — Дмитрий стал серьезным. — А ну как вычислят, что мы самозванцы? Что тогда?
— Вот тогда и будем думать, — безразлично пожала она плечами. — Я все-таки пойду пройдусь.
Улица была пустынной. И везде стояла все та же невероятная тишина. Теперь она производила на Зину просто гнетущее впечатление. И хоть Крестовская не была сельской жительницей, но даже она понимала, что в селе обязательно должны быть какие-то звуки, ну хотя бы тот же собачий лай… Здесь же ничего не было. Как будто жизнь замерла, остановилась… Ощущение, которое вызывало это безмолвие, было близко к настоящей панике. Справиться с ним было сложно. Зина и не пыталась. Поэтому она решила пойти не в глубь села, а ближе к пшеничному полю, к участку, заросшему камышом, может, там она успокоится.
Это оказалось ближе, чем Зина думала. Поле заканчивалось небольшим водоемом, густо заросшим камышом, можно сказать, это был небольшой совсем обмелевший ставок. Зина решила подойти к воде поближе, раздвинула камыши… И замерла на месте!
За камышом отчетливо виднелись… каменные стены небольшого бассейна! Это был не природный водоем, а искусственно созданный бассейн. Но давно заброшенный — дно его разрушилось и густо поросло камышом, однако вода осталась. Похоже, бассейн зимой пополнял снег, а весной — дожди.
Зина села на корточки и прикоснулась рукой к каменной стенке. Она явно была создана рукой человека. И труд в нее был вложен немалый — так гладко были стесаны камни, на них не было ни малейшей шероховатости. Почему же люди перестали следить за этим местом?
— Купель это. — Голос раздался за ее спиной так неожиданно, что Зина едва не свалилась вниз. Она резко вскочила на ноги, обернулась. За ее спиной стояла Анфиса. Но она не выглядела угрожающей — наоборот, доброжелательно улыбалась.
— Купель? — повторила Зина, не понимая смысла.
— Священная купель, — кивнула Анфиса и подошла ближе. — Здесь крест принимали чистые души, прежде чем отправиться в «Райский сад».
— Куда? В какой «Райский сад»? — не поняла Зина.
— Позвало тебя это место, — сказала Анфиса, — это хороший знак. Правильно, что сразу после приезда пришла сюда — видать, Господь видит, что душа у тебя чистая.
Зина молчала и внимательно смотрела на женщину, ожидая, что та скажет дальше. И Анфиса продолжила:
— Здесь, в купели, большие были крещения, когда я только приехала. Было это в 1913 году. Выходит, 23 года назад. Я тогда еще послушание проходила.
— Послушание? — переспросила Зина.
— Послушание, — кивнула Анфиса, — в Киево-Печерской лавре. При монастыре. Постриг принять должна была. Да меня сюда по службам прислали. А как приехала я, так услышала зов. Выходит, не случайно это было. Привели меня силы высшие да Божий промысел. С тех пор много воды утекло. Сыночек у меня здесь родился. И вот теперь за купелью тоже смотрю.
— Значит, вы так и не стали монахиней? — Рассказ Анфисы Зину явно заинтересовал.
— Стала, — кивнула та, — здесь и стала. Веры истинной, единой, которой мы все и спасемся. Здесь послушание мое и служба во имя Отца нашего. Сюда он меня привел.
Лицо Анфисы вдруг загорелось каким-то экстазом. Зина ничего не понимала, но переспросить не решалась.
— Идем, — Анфиса взяла ее за руку, — идем, покажу тебе кое-что, раз уж он тебя сюда привел!
И Зина пошла следом за старой женщиной, которая уверенно вела ее через пшеничное поле. Шли они не долго. Ни единого человека, да что человека — ни единого живого существа, вроде курицы или собаки, не попалось им на пути.
Вскоре впереди показались беленные известкой стены небольшой круглой часовенки, на позолоченной крыше которой возвышался темный, без всякой позолоты крест. Достав из кармана платья ключ, Анфиса отперла двери. Женщины оказались в прохладном помещении часовни, где уютно пахло травами и мятой.
Зина поняла, что это была самая настоящая церковь! У противоположной от двери стены был алтарь. Горели лампадки. На стенах висели иконы. На полу — лежали ковры. Под иконами в вазах стояли свежие цветы. Уютная, тихая и спокойная деревенская церковь…
Анфиса быстро перекрестилась и повела Зину дальше. Они остановились напротив алтаря. И тут Зина обратила внимание на одну очень необычную, странную икону, которая висела справа от привычных ее взору икон.
Зина подошла поближе, чтобы рассмотреть. Это была не икона, а… выписанный в том же стиле, как пишут иконы, портрет человека в полный рост в черной монашеской рясе, мужчины с тонкими чертами лица, проницательными, пронизывающими глазами и густой черной бородой. Борода эта как две капли воды напоминала бороду председателя, только у мужчины с портрета она была иссиня-черной, а у Куща — седой.
— Вот он, отец наш, — Анфиса, перекрестившись, склонилась именно под этим портретом. — Иннокентий. Отец святой.
— Это местный святой? — переспросила Зина. — Его что, почитают в этих краях?
— Почитают, — Анфиса бросила на нее странный взгляд, — молятся защитнику святому. Не оставляет он детей своих в беде. Защищает силой своей святой. И все, кто уверуют, попадут в «Райский сад».
Райский сад… Название вдруг выплыло из памяти Зины, причиняя калечащие воспоминания, и она почти со стоном процитировала:
