Женщины начали улыбаться. Только Мильви не поняла шутку.
– В таком случае не обязательно было играть с нами в этот
покер. Вы могли уйти до того, как мы начали свою игру.
– Ты не права, – возразила Стефания, – без мистера эксперта
игра потеряла бы свою прелесть и остроту. Тогда получалось, что мы раздеваемся
друг для друга. Конечно, в этом случае госпожа Лахбаби осталась бы с нами, но
это была бы совсем другая игра, лишенная всякого интереса.
– Вы понимаете, что именно вы говорите? – возмутилась
Мильви. – Вы хотите сказать, что вам было интересно играть именно потому, что
среди нас был мужчина?
– Двое мужчин, – напомнил обиженный Вацлав.
– Конечно, двое, – коснулась его плеча Стефания, – не
обижайтесь, Вацлав, я ведь не имела в виду ничего обидного. Просто раздеваться
в вашем присутствии это все равно, что раздеваться при близком родственнике. Вы
нам как брат, с которым мы вместе выросли. А господин Дронго – чужой мужчина.
– Удивляюсь, как с такими взглядами ты все еще являешься
членом нашей женской правозащитной организации, – язвительно сказала Мильви.
– Именно поэтому и являюсь, – спокойно ответила Стефания, –
я по-прежнему считаю, что мы абсолютно равны и именно поэтому не испытываю в
отличие от вас, госпожа Пухвель, никаких комплексов. Более того, я считала
правильным, чтобы в нашей игре принимал участие и господин эксперт.
Демонстрация равенства не на словах, а на деле. Хотя не скрою, мне нравилось
раздеваться в его присутствии, как нравится это делать на наших пляжах. Но
тебе, Мильви, кажется, было неприятно даже смотреть в его сторону.
– Что ты хочешь сказать? – покраснела миссис Пухвель.
– Хватит притворяться. Мы уже давно знакомы. И хотя иногда
переходим на «вы», но у нас нет секретов друг от друга. И тебе прекрасно
известно, что я знаю, как ты в прошлом году летала в Сан-Франциско, чтобы
зарегистрировать свой брак.
Наступило молчание.
– Это мое личное дело, – сказала немного дрожащим голосом
Мильви, – никто не имеет права меня осуждать.
– Никто и не осуждает, – ответила Стефания, – но тогда и
тебе не нужно вечно выступать в роли этакого своеобразного цербера нравов. Это
твое личное дело, с кем и когда жить. А мое личное право – играть в любую игру,
которая мне нравится, и с любыми мужчинами, с которыми я хочу играть.
– Что вы все время говорите намеками, – встрепенулся Энтони,
на которого кофе подействовал отрезвляюще, – при чем тут брак госпожи Пухвель?
– Ей было неприятно присутствие за столом господина
эксперта, – пояснила Стефания, хищно улыбнувшись.
– Она стеснялась, – Вацлав все еще пытался защитить Мильви.
– Нет. Она просто не любит мужчин, – безжалостно парировала
Стефания, – ей больше нравятся женщины. Ведь она зарегистрировала свой брак со
своей подругой.
Все посмотрели на Мильви Пухвель.
– Это мое личное дело, – снова повторила уже окончательно
разозлившаяся Мильви, – достаточно и того, что я приняла участие в вашей
идиотской игре. А вы так охотно раздевались перед этим мужчиной! Мне с самого
начала было неприятно оставаться в зале казино, но я принципиально осталась,
чтобы не давать повода для лишних разговоров.
«Вот тебе и целлюлит, – вспомнил Дронго, посмотрев на
Вацлава, – все правильно. Они и должны поддерживать друг друга. Вацлав Сольнарж
любит только мужчин и поэтому понимает Мильви Пухвель, которая также
предпочитает однополую любовь и даже вышла замуж за женщину. Или сама женилась
на ней. Не знаешь даже, как произнести эти слова. Правильнее сказать,
зарегистрировала свой брак с подругой. Конечно, это ее личное дело». Дронго был
абсолютно убежден, что обвинять людей в пристрастии к однополой любви не только
аморально, но и противоправно. Каждый человек имеет право на свою любовь и на
свои отношения. Это личное дело любого индивидуума, и никто не имеет права
вмешиваться в подобные отношения или осуждать их.
– Миссис Пухвель, – примиряюще сказал Дронго, – я хочу вас
заверить, что никого из присутствующих не интересует ваша сексуальная жизнь.
Это ваше личное дело. Только не нужно в таком случае осуждать других. Вы
проявили силу характера, решив остаться и сыграть с нами в этот покер. Но
давайте не будем осуждать друг друга.
– Теперь понятно, почему вы так активно выступали против, –
улыбнулась Каролина, – но вы вели себя слишком неадекватно и этим вызвали наши
подозрения.
Динара изумленно смотрела на госпожу Пухвель. Она даже не
подозревала, что ее соседка сторонница однополой любви.
– Сколько у нас скрытых тайн, – усмехнулся Дикинсон, – одна
любит женщин, другой любит мужчин, одна правозащитница раньше работала в службе
безопасности, другая разоряла своих мужчин, третья разоряла своих клиентов. И
кто-то украл куклу у мертвой баронессы. Браво, вы все молодцы, – он попытался
захлопать в ладоши, но не сумел попасть ими друг об друга. Вместо этого он
опустил голову на стол и заснул.
– Ему нужно в кровать. Он все еще не пришел в себя, –
брезгливо заявила Мильви.
– Подождите, – прервала ее Стефания, – насчет тебя и Вацлава
мы все поняли. Насчет разоренных мужей – это, очевидно, камень в Каролину, а
насчет разоренных клиентов упрек был адресован мне. Но кто из наших дам работал
в службе безопасности? Я такой не знаю.
– Он помогал нам в штабе и изучил все наши биографии, –
напомнила Мильви, – нужно отправить его в кровать.
– Про кого он сказал? – упрямо спросила Стефания. – Неужели
про вас, Динара?
– Нет, – испугалась молодая женщина, – это не про меня.
– Это я работала в службе безопасности, – сообщила Катиба, –
и никогда этого не скрывала. Я занималась этой работой в наших зарубежных
представительствах.
Все ошеломленно замолчали. Стефания даже открыла рот, чтобы
прокомментировать это признание, но все же решила промолчать. Каролина
усмехнулась. Мильви изумленно смотрела на Катибу.
Глава 15
– Что вас так удивило? – подняла брови Катиба. – Я не
работала осведомителем или агентом спецслужб. Я была офицером службы
безопасности за рубежом, работая в наших посольствах. Ничего особенного в этом
нет. Одиннадцать лет назад я ушла оттуда. Вот и все. В моей биографии об этом
написано. Работала в зарубежных посольствах и представительствах.
– Вы офицер спецслужбы? – уточнила Мильви.
– Бывший офицер, – ответила Катиба.
– А нам вы казались такой скромной женщиной, – издевательски
усмехнулась Стефания, – просто идеалом мусульманской женщины и борцом за их
права. Насчет вас я была не права. У вас опыта гораздо больше, чем даже у нашей
уважаемой миссис Лидхольм.
