– И вас не будет мучить совесть? – неожиданно громко спросил
Дронго.
Мильви вздрогнула. Посмотрела на Дронго.
– Почему это меня должна мучить совесть? – спросила она.
– Вы же видели, что здесь происходит. Смерть баронессы,
пропажа куклы, попытка убийства Кристины Маркевич. И вы так спокойно улетите,
даже не попытавшись помочь всем этим людям? Неужели у вас совсем не осталось
совести?
– Что вы такое говорите? – разозлилась она. – Вы просто
пьяны. Вы ничего не понимаете. При чем тут я и пропавшая кукла?
– Вчера вы отправили коробку с документами в багажное
отделение аэропорта, – сообщил Дронго, – вы помните – мы говорили об этом?
– Да, это моя переписка и документы. При чем тут пропавшая
кукла?
– Очень даже при чем. Коробку просветили рентгеном и
выяснили, что кукла находится в ней, – отчаянно врал Дронго, – и еще они
установили, что вашу коробку кто-то открывал по дороге.
– Этого не может быть, – крикнула Мильви, – это был
специальный багаж, который не подлежит досмотру! У меня дипломатический статус!
– Они заметили, что коробку вскрывали, и поэтому просветили
ее рентгеном, – продолжал блефовать Дронго, – неужели вы еще не поняли, что вас
обманули? Вместо документов в аэропорт отвезли украденную куклу.
– Этого не может быть, – от волнения Мильви начала говорить
по-английски с таким же сильным эстонским акцентом, с каким она говорила
по-русски.
– Может, – продолжал злить свою собеседницу Дронго, – и вы
лично будете нести моральную ответственность за то, что всех остальных гостей
отеля, которые находятся сейчас вместе с нами, оставят на острове еще на
несколько дней, чтобы допросить и, возможно, арестовать. Вы, конечно, уедете,
ведь у вас есть дипломатический статус, а как же быть остальным?
– Это неправильно, – сказала Мильви, заметив на себе взгляды
остальных. Дронго увидел, как усмехнулась Стефания. Она поняла его игру.
– Конечно, неправильно, – согласился Дронго, – и поэтому вам
нужно было дать разрешение на вскрытие и проверку этой коробки. Но вместо этого
вы воспользовались своим статусом депутата Европарламента и не захотели помочь
своим товарищам по общей беде. А теперь вы бросаете их на произвол судьбы и
улетаете, чтобы потом в Страсбурге начать выяснять, как эта кукла могла попасть
в ваш дипломатический багаж.
– Я не улечу, пока не откроют мою коробку, – твердо заявила
Мильви, – пусть они все проверят, чтобы потом не обвинять невиновных людей.
– Правильно, – сразу согласился Дронго, – лучше проверить
самим.
– Как мы можем проверить, ведь коробка находится в
аэропорту? – недоуменно спросил Вацлав, невольно подыграв Дронго.
– Для нас самое важное – это согласие госпожи Пухвель, ведь
она такой ответственный человек и должна понимать, в каком положении могут
оказаться все остальные, – не давал времени одуматься Дронго, – она должна
согласиться.
– Конечно, я согласна, – закивала Мильви, – мы поедем в
аэропорт, и я сама буду настаивать на этой проверке. Зачем мне увозить эту
куклу, если кто-то мне подсунул ее.
– Значит, вы согласны? – не унимался Дронго.
– Обязательно, – кивнула она. Дронго поднялся и пошел к
крайнему столику. Взял со стула коробку, принес ее к большому столу. Все молча
наблюдали, что он будет делать. Стефания улыбалась, ей понравилось, как Дронго
разыграл эту суровую эстонку.
– Вы все слышали, что госпожа Пухвель разрешила осмотреть
свой багаж, – напомнил Дронго. Он взял нож и аккуратно вскрыл коробку. Затем
начал копаться в ней, вынимая бумаги. Одну стопку, другую, рядом были письма.
– Все, – сказал Дронго, – куклы нет. Вы были правы, никто не
вскрывал коробку. Таможенники просто ошиблись, приняв ваши документы за куклу.
Все уже поняли, что произошло, и начали улыбаться. Динара
первой захлопала в ладоши. За ней начала хлопать Стефания, потом Каролина и все
остальные, кроме Мильви. Она сидела, хлопая глазами и не совсем понимая, что
эти аплодисменты предназначены не ей, а эксперту, так здорово разыгравшему свою
партию.
– Вы нехороший человек, господин Дронго, – сказала Мильви
по-русски, – вы меня разыграли?
– Ни в коем случае. Я только попытался убедить вас в
необходимости досмотра дипломатического багажа. И вы сами согласились на это.
Вы очень благородный и ответственный человек, миссис Пухвель.
– А вы меня обманули, – убежденно покачала головой Мильви, –
я больше не буду с вами разговаривать. Это нехорошо.
– Мы уже почти родственники, – пошутил Дронго, – особенно
после нашей игры на раздевание. Разве можно на меня сердиться?
Все снова рассмеялись.
– Я не хочу с вами разговаривать, – обиделась Мильви,
поднимаясь из-за стола. Она пошла к выходу, гордо подняв голову. Когда она
вышла из ресторана, грянул гомерический хохот.
– Вы действительно нехороший человек, господин Дронго, –
сказал, давясь от смеха, Вацлав, – так разыграть нашего уважаемого депутата.
Эта партия вам удалась на все сто. А кто все-таки украл куклу?
– Пока не знаю. Но я постараюсь узнать еще до того, как мы
покинем этот гостеприимный остров.
– Господин Дронго, – подала голос Стефания, – мы обсуждали с
миссис Лидхольм это странное положение и хотели узнать у вас прогноз на
сегодня. Как вы считаете, мы сможем улететь все вместе или нам снова придется
всем вместе «летать» в этом отеле?
Он увидел ее усмешку. И заметил улыбку Каролины. Конечно,
Стефания говорила совсем об иных «полетах», которые они проделали сегодня в его
спальне. Он вдруг испугался. Еще одна такая ночь, и он просто ничего не сможет.
Такое ощущение, что эти две дамы сумели выжать его, как выжимают фрукты хорошие
соковыжималки. Но отказаться было бы выше его сил.
– Полагаю, что ураган сегодня не закончится, – вздохнул
Дронго, – и нам придется «летать» еще целые сутки в этом отеле.
– С чем я вас и поздравляю, – весело откликнулась Стефания.
Катиба взглянула на нее, нахмурившись. Она почувствовала
какой-то подвох в этих словах, но не стала ничего переспрашивать.
Глава 19
Еще через полтора часа наконец перезвонил Абрамшис. Он
сообщил номер телефона Руты Дернберг. Дронго сразу перезвонил двоюродной
племяннице умершей баронессы.
– Здравствуйте, – начал разговор Дронго, – позвольте
выразить вам мои сочувствия. С вами говорит эксперт Дронго.
– Я уже все знаю, – ответила женщина, – бедная тетя
Элизабет, хорошо, что она не страдала.
