Пока приближались медленно и с осторожностью, исчезнувший куда-то Бобик появился там в скайбагере, отрывисто гавкнул гулким басом, выскочил, вильнул хвостом и, доказывая, что стену проломили не для какой-то маркизы, в красивом прыжке снова вскочил в зияющий зев.
Я только успел раскрыть рот для окрика, Жанна-Антуанетта вскрикнула:
– Он там не пропадет?
– Нигде не пропадет, – заверил я, хотя сердце и дрогнуло, люблю этого дуралея, – он уже чует… а вы как?
– Чую, – ответила она с дрожью в голосе, – что там вообще ужас! Вы не бережете свою собачку. Она хоть и страшная, но все-таки тоже человек…
Я ответил со вздохом:
– Вы правы, маркиза, очерствел сердцем и другими местами. Но уже привык, что у него как у гуся… Не пугайтесь, там всего лишь стена скайбагера, которую вы с земли видели… хотя с какой стати вам такое видеть?.. Я не знаю, чего там ждать, потому вам лучше…
Она спросила подозрительным тоном:
– А почему, когда говорите, как мне лучше, голос у вас какой-то угрожающий?
Я вздохнул.
– Хорошо-хорошо. Не зацепитесь вот здесь, а то порвете платье… Или давайте пересажу… через порог, как бы. Вообще-то здесь тепло, можно бы и без платья, но я, как джентльмен, не могу предложить даме такого, хотя мы тут наедине, а когда наедине, то все можно, но сейчас, понимаю, нельзя, хотя общество не против, но мы сами как бы люди…
Не знаю, слушает ли она мои слова, да я и не умничаю, несу все подряд, главное успокаивающий голос, женщина должна быть уверена, что самец идет впереди, первым встретит опасность и обязательно победит, а ей достанется мохнатая теплая шкура под ноги.
Переступил через край толстой остывающей стены, по коже пробежал холодок. Помещение огромное, вдоль стен исполинские агрегаты. Может, не агрегаты, но для простого крестьянина все агрегаты, а я чувствую себя крестьянином допетровской Руси попавшего в мир начала хай-тека.
И даже мне видно, что ничто не работает. Более того, работать и не может. Многое рассыпалось на крупные и мелкие части, другие агрегаты деформировались и опустились к полу, словно фигурки из воска под жарким солнцем, третьи выглядят так, словно внутри взорвались мощные аккумуляторы.
Я все замедлял шаг, осматриваясь и стараясь ощутить, что же здесь случилось. Был ли захват с уничтожением экипажа или же смертельный вирус? Или вовсе отрезанные от мира умирали долго и мучительно, растягивая скудные запасы без надежды на спасение и зная, что все равно скоро умрут?
Жанна-Антуанетта все же отважилась догнать и пошла рядом, но прижимается ко мне и в любой момент готова нырнуть под мое крыло, как цыпленок под защиту большой и всемогущей мамы.
Я смотрел по сторонам, а она спросила шепотом:
– Ваше величество… что-то страшное?
Я тяжело вздохнул.
– Откуда?.. Никого, как видите.
– Но у вас такое лицо, – сказала она. – Как будто что-то случилось.
– Лучше бы случилось, – пробормотал я и сам ощутил, что голос осел, – я так надеялся на что-то… Понимал же, но что нам понимание? Нами всеми движет надежда. Но здесь кладбище.
Она в испуге огляделась.
– А где могилы?
– Даже могил нет, – сказал я. – Все прахом. Это руины, Жанна. А когда-то небесный дворец хай-тека, целый научный городок… Ладно, посмотрим, хотя чувствую себя подленьким таким археологом, что под видом служения науке раскапывает чужие могилы, без стыда и совести выгребает оттуда драгоценности. Я еще не начал, а уже стыдно, как Чехову перед собакой.
Она не поняла, судя по ее лицу, да и как понять, если даже в моем мире археология все еще считается вполне почетной и даже романтичной профессией. Дескать, неча в могилу с умершим класть драгоценности, так что пусть не жалуется, когда демократы раскапывают, ценности выгребают и даже золотые зубы выдирают с торжеством и ликованием, заявляя, что у Тамонхаима выдирать можно.
– Страшно как, – проговорила она тихохонько. – А… вам?
– Я император, – ответил я с хмурой угрозой, – или не император? Это ж мои владения!
Она пискнула:
– Но… мы же… почти в небесах?
– Здеся тоже моя территория, – ответил я владетельным голосом. – Если под ногами мои недра, то и над головой тоже все мое, мое!..
Я сделал над макушкой круговое движение пальцем, поясняя, что и там выше, чем над головой, тоже все мое, до самой твердыни небосвода, а то и выше.
Она смотрела, в страхе приоткрыв рот и в священном ужасе, как ребенок на великого Ктулху, а я медленно и осторожно двигался по проходу между агрегатами, стараясь не только ничего не задевать, но и держаться на расстоянии.
– Ваше величество?
– Да-да, – ответил я. – Пока что ищем признаки жизни.
– А потом?
– Потом начнем грабить, – пояснил я. – На современном уровне грабить живых людей уже нехорошо, а вот мертвых пока еще можно. На следующем уровне будет тоже нельзя, аморально, но мы еще не совсем готовы для перехода в вид Человека Настоящего, потому воспользуемся возможностью полуобезьян, кем мы все еще являемся.
Она вряд ли понимала, что бормочу, да я и не заботился, ей главное слышать мой родительский голос доминантного самца стаи.
Медленно и осторожно продвигался из помещения в помещение, стараясь ничего не пропустить, осматривал все, пытаясь ухватить хотя бы суть самого скайбагера.
Военный это или научно-исследовательский объект, а то и вовсе, чего бы не хотелось, некий развлекательный центр? А что, люди для развлечения могут и на Эвересты лазить, в подземные пещеры спускаться, наша бесшабашная дурь может тягаться только с нашей безбашенной гениальностью.
Но, скорее всего, как все больше кажется, это что-то вроде заурядного рабочего судна. Что-то ловит, добывает, перерабатывает. Откуда? Да из темной материи, к примеру, которая, как говорят, всюду, но которую у нас еще никто не видел и не щупал.
Чувствуется гигантомания, а это значит, технический уровень высокий, но не запредельный. Переход к миниатюризации если и начался, то грубо прервали в самом начале.
Впрочем, иногда кажется, что такой переход был, а потом что-то сломалось кардинальное, и снова пришлось начинать с громоздких машин. Во всяком случае экраны, как я чувствую всеми фибрами, покрывают незримой пленкой все стены изнутри, а те должны появиться в эпоху уменьшения размеров, когда о ламповых уже и забыли, однако в остальном вижу чуть ли не паровые двигатели.
Такое ощущение, что оставшиеся люди отчаянно пытались восстановить хоть что-то из технической мощи, а так как раньше подпитка шла, очевидно, с наземных станций, пришлось опираться на свои скудные силы и начинать чуть ли не с каменного топора и обугленного на костре копья.
Для поддержания хай-тека, как я слышал когда-то, нужно не меньше ста миллионов человек, иначе придет неизбежный откат, что здесь, похоже, и случилось. Затем неизбежная деградация и окончательная гибель.
