– Ну да, – подтвердил я, – это же заметно. Вон на стене мечи и прочие атрибуты древнего времени! Не перестаю удивляться, до чего же эта любовь к старине живуча даже у гуманитариев. Особенно к холодному оружию.
Она явно не поняла, что такое холодное оружие, осматривалась опасливо.
– Чувствуйте себя свободнее, маркиза!
Она произнесла печально:
– Полагаете, здесь держали моего Антуана? Но, видимо, успели перевезти в другое место?
– Они такие, – подтвердил я. – Хитрые и коварные. А вот мы бесхитростные и честные до дурости. Ну, не до последней, конечно, а так, чтобы не уступать мерзавцам и шантажистам. А лучше превосходить на их же поле.
Она посмотрела на меня с надеждой:
– А вы не уступите?
– Вы ж не уступите? – ответил я вопросом на вопрос. – И не дадите уступить нам, мужчинам, что слишком уж благородные и уступчивые. За каждым сильным мужчиной тихонько стоит слабая женщина, что не дает ему уступать в спорах, войнах и торговле недвижимостью.
– Я тут постою, – пообещала она, – у входа.
– Да, – согласился я. – Смотритесь красиво, как картина в рамке. Рамка вообще-то весьма.
Я сделал шаг вперед, все еще осматриваясь настороженно. Чужое помещение все-таки, вдруг здесь строго с личным пространством. Тем более что чувствуется людской дух, а не каких-нибудь филигонов, как иногда думалось, у гениев мысли бывают причудливыми. Все понятно, конечно, в том смысле, что все непонятно, но смутно знакомо, как филологу в мире технократов, когда ни одной детали не знает, но общую картину схватывает, анатомия и физиология у технарей такая же, как и у филологов, запросы и требования к технике и женщинам примерно одинаковые, как и эргономика.
Я осторожно прошелся по комнате, аппаратуры вроде бы нет, все замаскировано под бытовую мебель или просто встроено. Наверняка и кофемашина есть, управляемая силой мысли, выдаст любой сорт кофе по любому рецепту. Точно есть и менее важные агрегаты, к примеру, следят за здоровьем хозяина и поддерживают в нем оптимальный уровень работы внутренних органов, когнитивных способностей и всяких там непонятных холестеринов.
Жанна-Антуанетта с порога по сторонам не смотрит, взгляд постоянно устремлен на меня. Я поежился, все время ждет с робкой надеждой, что вот сейчас вытащу из какого-нибудь дивана причудливой формы, как фокусник из шляпы зайца, ее Антуана.
Такая женская вера в нас льстит, но и обязывает, что никакому мужчине нравится, как любые из обязанностей, даже если это супружеский долг.
Я настороженно осмотрелся, узнавая в богатом интерьере столы рабочий, обеденный и для приема гостей, роскошное ложе, бароны и маркизы везде одинаковы, прошелся до длинного шкафа во всю стену.
Ну да, гардероб на все случаи жизни, десятки нарядов, камзолы в золоте, в серебре и золоте, с уже нацепленными бляхами отличия и, видимо, орденами…
Еще два шкафа для десятков видов сапог, все-таки есть в нас, мужчинах, что-то такое, что не дает полностью отказаться от этой чисто мужской обуви, хотя в туфлях, конечно же, удобнее и легче…
Еще шкаф, где вся задняя стенка плотно завешана то ли орденами, то ли затейливыми украшениями в виде звезд с разным количеством лучей, от двух до дюжины и больше, золотых и серебряных комет, их больше всего, что-то с этим явно связано. Часть украшений один в один амулеты, но вряд ли в техническом обществе позволено заниматься магией, такое наверняка приравнено к наркотикам.
Жанна-Антуанетта с порога жалобно нявкнула:
– Ваше величество, Антуана могли спрятать в шкафу?
– Могли, – согласился я. – Самодуры!.. Сатрапы!.. Потому с ними нужно быть осторожнее и тщательнее. И проверять каждую мышиную норку.
– Его могли в норку?
– Я ж говорю, сатрапы, – подтвердил я. – Уменьшили и спрятали. Но нас не обмануть, расплата будет жестокой. Кому-то не сносить головы и даже титулов.
– Ваше величество!
– А что? – спросил я. – За нашего Антуана не только головы полетят, но и титулов лишим, хоть это и жестоко. Пусть знают все имперские копыта!..
Медленно двигаясь, шел мимо шкафов с непонятными инструментами, но вряд ли рабочими, какой барон унизится до полезной работы, закрывал и шел дальше, наконец распахнул дверцу последнего.
– Скоты!
Жанна-Антуанетта вскрикнула:
– Ваше величество?
– Что за люди, – сказал я с отвращением, – что за люди… Какие здесь мужчины? Этот шкаф должен стоять первым и на самом видном месте!.. И вообще его можно как-то украсить… Просто позор.
Она вытянула шею, стараясь рассмотреть, что же я обнаружил. По ее логике я должен сейчас начинать вынимать бриллиантовые колье, нитки крупного жемчуга, огромные серьги с рубинами, топазами и прочими изумрудами, что вообще-то, на мой взгляд, еще лучше послужили бы в технике.
Однако я осторожно вытащил нечто похожее на пистолет, та же рукоять, ствол, а в нем дульное отверстие, даже спусковая скоба на нужном месте. В шкафу множество вещиц, очертаниями напоминающих и арбалеты, и гранатометы, но я не мог выпустить из ладони пистолет, мужское чутье подсказывает, что это на самом деле то, что было сперва примитивным луком, потом превратилось в сложный арбалет, затем долго модифицировалось от кремневого пистолета до вот этой штуки, всех возможностей которой не знаю, но куда явно вложен труд всей мощи ума человека, так как ничего лучше он не умеет делать, как убивать себе подобных.
Я взвесил пистолет на ладони и строго напомнил себе, что убиваю как раз не себе подобных, а всего лишь двуногих, а то и вовсе не людей, а живую силу противника, потому убивать можно и нужно во имя прогресса, культуры и гуманизма.
Жанна-Антуанетта наконец-то отважилась переступить порог и тихохонько приблизилась.
– Ваше величество… у вас такое счастливое лицо… вам удалось найти следы Антуана?
– Нашел ключ, – сообщил я, – что поможет добыть ему дверь к свободе! В трудной, неравной, но победной борьбе. Мы всех повергнем, маркиза!.. Антуан будет свободен, как птица!.. Даже как две птицы.
Она смотрела благодарными глазами.
– Ох, ваше величество…
– Верьте, маркиза, – сказал я. – В меня можно только верить, умом не надо. Ум доведет до горя. И вообще, умные люди редко бывают счастливы.
Глава 4
Она не противилась, когда я усадил ее в кресло. На усталом личике промелькнуло выражение ожидания, что вот на этой победной ноте я осуществлю ритуал мужского доминирования, однако я с поклоном отступил, императоры выше математики.
– Отдохните, маркиза, – сказал я. – Я проверю соседние комнаты и тут же вернусь.
Она сказала слабо:
– Я с вами…
– Сидеть! – велел я. – В меня можно верить, я же сказал. Неважно, что там говорит ум. Особенно женский!.. Вы обещали слушаться.
