– Маркиза у вас отважная, ваше величество, кто бы подумал?.. Что значит, второй раз. Женщины привыкают быстро. Им что один муж, что другой, все равно мужчины.
– Но-но, – сказал я строго. – Собирайте, дорогой герцог, отряд в колонну, выступаем к городу. Маркус, убери пандус и поднимись чуть выше, но оставайся в этом… цвете, или как ты его называешь! Ты молодец, все сделал верно, я тебя люблю!
По мне прошла теплая волна, словно огромные ладони ласково погладили сразу по всему телу. В следующее мгновение я ощутил, что Маркус отдалился где-то на пару миль вверх. Мелочь, но я ощутил, а это значит, связь между нами крепнет.
Глава 10
Высокие деревья все еще заслоняют нас от столицы, дорожки нет, но могучие стволы держатся друг от друга на расстоянии, не смея вторгаться в личное пространство соседа, так что передняя тройка всадников моментально просочилась между ними и умчалась из виду.
– Сэр Норберт?
Он чуть подал своего коня в мою сторону.
– Ждем приказа, ваше величество!
Я оглядел суровые лица бойцов, готовых к схватке в любой момент и с любым противником. Все полны достоинства, горды победами, помнят, как сломили филигонов, сейчас без колебаний с любых высот в любое место, потому что их император не знает поражений.
– Там за деревьями самый крупный город герцогства, – сказал я. – У дикарей столицы всегда в самых-самых, так что их герцог, он же верховный правитель, здесь. Мы с сэром Келляве навестим местного властелина, а вы ждите вестей. Сэр Келляве наверняка восхочет сам управиться со всем на свете, но если что, пошлет за вами своего оруженосца.
Норберт взглянул пристально, стараясь разгадать мой замысел.
– А почему вы только втроем?
Я взглянул с укором:
– Герцог, мы вчетвером…
Он взглянул с недоумением:
– А кто еще?
Я указал взглядом на притихшую на моей груди Жанну-Антуанетту.
– Герцог…
Он нахмурился, ответил нехотя:
– Ваше величество, я считаю тех, кто может орудовать мечом. А маркиза вряд ли сможет поднять даже веник.
– Так мы же не драться, – пояснил я. – Если драться, сразу пошлем за вами. А втроем, тьфу, вчетвером лучше поймем, с кем имеем дело. Если там не дурак и не сволочь, то сумеем договориться без резни. Разумное слово и козе понятно. Расскажу о преимуществах интеграции в мировую экономику, разделении труда и абсолютной добавочной прибыли, хотя и сам не знаю, что это, но разве это важно? Уверен, их наверняка заинтересует. Просто уверен!.. А вы ждите сигнала. Если до вечера сигнала не последует, утром присоединяйтесь к нам. Сэр Келляве?
– Готов, – прогудел Келляве мощным басом.
Его конь лениво повернул голову в тяжелой броне и посмотрел на меня с укором. Сэр Кунигунд, исполняющий при нем обязанности оруженосца, кивнул о готовности молча.
– Тогда вперед, – велел я.
Арбогастр пошел было через лес напрямую, но даже могучий и тяжелый как скала конь Келляве не сможет сокрушать на пути деревья, потому я высматривал и наконец заметил в сторонке протоптанную тропу.
Бобик выметнулся на нее первым, весело гавкнул. К тропе сбегаются тропки, как обычно вблизи крупных городов, завалов нет, сухостой народ разбирает на дрова в первую очередь, потому очень скоро между деревьями замаячили белые стены города.
– Прекрасно, – сказал я маркизе, – Жанна, вас ждет триумф и всенародные праздники в вашу честь!
Она глухо и очень серьезно ответила в мою грудь:
– Никаких праздников, пока не увижу и не освобожу Антуана!
Арбогастр понесся через лес мощно и напористо, над головой проносились с шелестом толстые ветки с острыми сучками, Жанна-Антуанетта на скаку развернулась в седле, вжалась спиной в мою широкую, надеюсь, грудь, боязливо втянула голову в плечи и даже закрыла глаза.
Я начал нашептывать ей в розовое ушко успокоительные слова, чувствуя, что уже не только успокоительные, от ее тела идет такое ровное тепло, что начало проникать и в меня, настраивая на определенный лад, но впереди Келляве что-то крикнул, указывая на быстро исчезающего впереди Бобика.
Я придержал арбогастра, а за поворотом тропки послышался быстро приближающийся стук копыт. Сэр Келляве с широкой улыбкой взялся за рукоять огромного топора.
– Ну наконец-то…
– Сперва поздороваемся, – предупредил я. – Мы что, совсем дикари? Потом уже можно, согласно этикету, и по голове…
Я пустил арбогастра шагом, по стуку копыт слышно, что всадники тоже придерживают коней.
Деревья уплыли в сторону, на тропке остановились, завидев нас, трое всадников, все одеты добротно, на голодающих не похожи, в руках легкие копья, у седел в ножнах мечи и топоры.
Бобик сидит на середине тропы, загораживая дорогу, мирно улыбается, даже помахивает хвостом, с треском сдирая целыми ломтями плотно утоптанную землю.
Я вскинул руку в дружелюбном приветствии.
– Доброе утро, друзья!.. Как же мы счастливы перебраться через эти проклятые горы!
Меня рассматривали с угрюмым недоверием, передний всадник крикнул резким голосом:
– Вы откуда?
– С Севера, – ответил я с широкой улыбкой и показал на юг. – Две недели перебирались, выполняя приказ нашего короля одолеть все завалы и перебраться к вам!
Они переглянулись, но Жанна-Антуанетта шевельнулась и посмотрела на них, с того мгновения они уже не отрывали от нее взглядов, забыв даже про страшного черного пса с красными глазами, что загородил дорогу.
Тот же всадник спросил:
– Вы знаете, кто мы?
Я ответил со счастливой улыбкой:
– Нет, но мы счастливы, что есть люди не только в нашей стране, как утверждали мудрецы! У вас есть мудрецы?.. А то мы перебирались наугад… Кстати, как вас зовут, доблестный сэр?
Всадник ответил с надменностью:
– Виконт Инельдер к вашим услугам. Мы отведем вас к нашему герцогу. Никто и никогда не перебирался к нам, ему будет интересно… Сдайте оружие!
Сэр Келляве грозно зарычал, его широкая ладонь в латной рукавице со звоном опустилась на рукоять меча. Всадник и его соратники чуть подали коней назад и опустили копья, готовые к схватке.
Бобик поднялся, под его гладкой и блестящей, как панцирь сэра Келляве, кожей устрашающе прокатились бугры мышц. Испуганные кони все пятились, ломая линию выставленных в нашу сторону копий.
Я сказал быстро:
– Тихо-тихо!.. Мы не драться пришли. Убьете нас, ваш правитель не узнает, что за новость мы принесли, важную для его власти и всей земли.
Виконт буркнул с прежней угрюмостью, но уже не так уверенно:
