Герцог послушно опустился в кресло поскромнее герцогского, от стен тут же отделились слуги с блюдами в руках.
Я для вящего эффекта сконцентрировал волю и создал три роскошные чаши с великолепным вином, а еще для единственной женщины дивно изящный фужер из самого тонкого и прозрачного стекла с золотым ободком и медальонами на боках, это чтобы было видно форму фужера.
Но все равно, когда заполнился вином, показалось даже мне, что вино держится в воздухе, ни на что не опираясь, но сохраняя форму фужера.
– За новые возможности! – сказал я.
Сэр Келляве первым, подавая пример, сделал большой глоток из предложенной ему чаши. Герцог и герцогиня помедлили, с недоверием глядя на возникшие ниоткуда чаши, да еще с таким маняще пахнущим красным вином.
Я отпил малость, вино сладкое и слабое, как люблю, а вкусы остальных императору должны быть безразличны, взглянул поверх края чаши на герцога.
Они с женой наконец подняли чаши на уровень глаз, я сказал благожелательно:
– Я рад, что у нас сразу такое понимание. Похоже, вы знаете, кто я, хотя еще и не понял откуда.
Герцог проговорил с опаской в голосе:
– Ваше величество, мы увидели, как вы появились… прямо из воздуха! А это значит, вы либо Великий Маг, либо тот, кто прибыл с Севера на Багровой Звезде Зла!
– Интересно, – заметил я. – Еще не все в Волсингсборе знают, как именно я прибыл со своей несокрушимой армией, а здесь в глуши известно?
Он улыбнулся примирительно:
– Случайно.
– Все случайности закономерны, – заметил я. – Наверное, у вас хорошие советники?..
Его лицо едва заметно дрогнуло, но ответил тем же голосом:
– Да, наверное. У нас здесь ничего не происходит, потому трудно узнать, хорошие или нет. Все как всегда. Ничего нового.
– Новое приходит, – ответил я, – когда не ждешь.
Келляве допил вино, взглянул на меня с вопросом в глазах:
– Ваше величество, разрешите покинуть ужин? Нужно посмотреть, как разместились кони.
– Да, – согласился я, мне показалось, что ему претит сидеть в кресле, предназначенном для женщины, пусть и герцогини. – Идите, герцог.
Герцог взглянул вслед сэру Келляве с некоторым недоумением. Для герцога Келляве одет слишком просто, а это грозный знак, что у меня армия вовсе не для красивых парадов.
Я с брезгливостью поковырялся в жарком, отрезал кусок и поднес на острие ножа ко рту. Вроде бы не отравлено и приготовлено неплохо, не хуже, чем на императорской кухне, но это потому, что в кухонном искусстве потолок достигнут давно, даже простой граф может заказывать те же блюда, что подают императору.
Герцог проводил взглядом спину сэра Келляве и повернулся ко мне:
– Ваше величество, ваш соратник беспокоится напрасно. Ваши лошади устроены в лучшей конюшне дворца, моя юная дочь принцесса Розалиндия сочла за честь уступить маркизе Жанне-Антуанетте свои апартаменты, а для вас подготавливают мою личную спальню…
Я шевельнул пальцами в вялом жесте отрицания:
– Да зачем такие сложности?.. Из-за одной ночи не стоит вносить столько беспокойства.
Он поклонился молча, понимая, что я и не отказался, просто вежливо выразил удовлетворение стараниями загладить вину.
– Все для вас, – ответил он смиренно, – все для вашего величества!
– Разумно, – одобрил я. – Уверен, вы уже послали рабочих восстанавливать причальную пирамиду?.. Потому что, как вы понимаете, если мне придется вторично прибыть не на багере, а снова на Багровой Звезде, то просто сотру это герцогство с лица земли. Ничего личного, просто как пример для других… слишком самостоятельных.
Он торопливо поклонился.
– Д-да, ваше величество, все приказы уже отданы… или отдаются в этот момент. Мы просим пощады, в оправдание можем сказать только, что наше неповиновение имперским законом было из-за прежнего императора, а вот вам подчиниться нам радостно и сладостно… и мы со всем рвением и готовностью…
Герцогиня не поднимала взгляда от тарелки, ее щеки уже давно стали пунцовыми, а теперь заполыхали даже уши. На меня бросила взгляд, еще когда я входил в зал, и с того мгновения смотрела только в столешницу или в блюдо.
– Пока будут возводить причал, – сообщил я, – у вас останется ограниченный контингент моих войск для неограниченных действий. Они отбудут с первым же багером, так что в ваших интересах поторопиться со строительством. Солдаты есть солдаты, если понимаете о чем речь. Ах, вы не были солдатом?.. А я вот был простым, совсем простым зольтатом… Перед нами все цветет, за нами все горит…
Они слушали молча, я старался держаться величественно и доминантно, чтобы даже не думали хитрить и как-то вывернуться из-под моего сапога.
Но доминант может быть и милостив при явных признаках признания его доминантности, я создал горку сахарного печенья и заварных пирожных с кремом, герцог уставился с испугом, герцогиня продолжала смотреть только в свою тарелку, хотя, как мне кажется, должна выполнять роль радушной хозяйки и всячески ухаживать за моей тарелкой, перекладывая туда самое лакомое и беспокоясь, чтобы не пустовала.
– Это имперские, – сказал я и первым взял пирожное, – угощайтесь. Император может быть свиреп в случае непослушания, но может быть и милостив!
Герцог, сдерживая дрожь, следом за мной взял самое мелкое печенье, выдавил из себя улыбку.
– Мы счастливы, ваше величество!
Я наполнил свою чашу вином, отпил залпом половину и поднялся.
– Всем спокойной ночи и приятных снов!.. Утром во время завтрака утрясем остальные вопросы.
Они поспешно поднялись, поклонились мне в спину и так стояли согбенными, пока я не вышел в коридор.
Сэр Кунигунд, что дежурил там во время ужина, шагнул навстречу.
– Ваше величество, – сказал он бодро, – я проверил покои герцога!.. Чисто.
– Отдыхайте, сэр Кунигунд, – велел я. – Мы на всех местных нагнали такого страху, что месяц будут вздрагивать при каждом скрипе.
Когда поднялись на этаж, где покои герцога, из коридора шагнул навстречу бдительный Гастон Келляве.
– Сэр Ричард, – громыхнул он довольным голосом, – покои не императорские, но получше, чем бывало в других замках империи!
Я отмахнулся.
Келляве торопливо забежал вперед, торопливо распахнул передо мной двери.
Я с порога мгновенно оценил обстановку как соответствующую уровню герцога, но не больше, как мог бы себе позволить властелин герцогства.
Большой зал, хорош для пиров, но неуютен как спальня, не случайно широкое ложе под балдахином, а со всех четырех сторон плотные шторы, отгораживающие от мира, иначе кровать кажется выставленной на городскую площадь, а спать в таком месте не совсем уютно.
