Он понял, снова со всевозможной элегантностью поклонился и отошел в сторону. Взамен подбежал брызжущий энергией и воинским весельем Милфорд.
Я кивнул, разрешая говорить, он шепнул, указывая взглядом на Жака и его команду.
– А с этими что?.. Отпускаете?
– Да, – ответил я. – Отпускаем душу на волю.
Он кивнул, все поняв, посмотрел на одного из соратников. Тот выхватил меч, Жак не успел ничего понять, как острие красиво вошло вертикально сверху в шею, так убивают благородных, а до этого убивали в Риме осужденных к смерти патрициев.
Жак, не успев ничего ощутить, свалился трупом под ноги. Разведчик вытер лезвие меча о его одежду и красиво бросил клинок в ножны.
Соратники Жака в ужасе наблюдали за казнью. Тот, что в разорванной рубахе и с разбитым ртом, пролепетал:
– Вы же обещали…
– Что обещал? – поинтересовался я.
– Отпустить…
– Я и отпустил его душу на волю, – пояснил я. – А дальше она тупенько предстанет перед небесным судом, где мудрые и справедливые решат ее участь. А тело что, все равно померло бы когда-то!.. Не сейчас, так через двадцать лет – какая разница? А вот с вами еще не решил… Если поклянетесь работать на меня и выполнять только мои приказы…
Он тут же воскликнул:
– Клянемся!.. Только не убивайте нас!
Я поинтересовался:
– Тебя как зовут?
– Жермингаль…
– Назначаю старшим, – сказал я, – раз уж ты сам взял на себя опасную роль переговорщика. Если по-честному, то мне ваша работа даже нравится. В смысле, одобряю. Нужно пытаться строить коммунизм хотя бы в отдельно взятом герцогстве! Раз уж ему удается быть отдельным и ни с кем не соприкасаться, чтоб не подхватить чуждых болезней демократического общества. Я на всякий случай еще больше сокращу, несмотря на багерную связь, контакты с внешним миром. Но теперь руководить процессом буду я.
Понятно?
Он проговорил несколько ошалело:
– Ваше величество… это неожиданно… просто невероятно… но мы рады…
– Чему?
Он сказал торопливо:
– Так мы были все же нарушителями! Другого варианта у нас не было, а теперь уже все так иначе, что голова кругом… Вы император, а значит, мы не против власти…
– Именно, – согласился я. – Но власть моя крепка и не зыблется. Я вообще самодур и деспот, ибо только железом и кровью проводятся гуманитарные реформы и смягчаются ндравы. Так что помните о том, что увидели!.. Начнете что-то незаконное, у вас адвокатов не будет! Все решит военно-полевой суд в моем одухотворенном лице. А как сажают на кол, могу на ком-нибудь из вас показать, если интересуетесь.
Милфорд сказал бодро:
– Да-да, это интересно! Покажите им, ваше величество!.. Да и нам будет весело. Им тоже радость…
Заговорщики, теперь уже бывшие, заволновались, Жермингаль вскрикнул:
– Нет-нет, вы достаточно красочно все обрисовали. И так ночь спать не будем…
Остальные тоже с бледными лицами поглядывали на распростертого в луже крови обезглавленного Жака, вздрагивали, кто-то зажал себе ладонью рот, глаза у всех вытаращены в ужасе.
Я сказал величественно:
– Все свободны. На самом деле, конечно, никто из нас не свободен, все мы кому-то и чему-то обязаны, над всеми довлеют долги перед обществом, а над самыми несчастными еще и супружеские. Потому будем работать. Кто не работает – тот не ест, и хотя сейчас все в империи жрут в три горла, не работая, но мы эту кормушку сломаем на хрен! Чтобы в поте лица своего добывали хлеб свой. Мир хижинам, война дворцам! Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!
Они смотрели трусливо, но кое у кого глазки заблестели. Я в чем-то угадал их тайные разговоры о несправедливом устройстве общества, а то, что у меня возможностей больше для реформ, уже убедились очень наглядно.
Поворачиваясь к выходу, я сказал небрежно:
– Подготовите для меня ваш устав, правила, права и обязанности. На хорошей бумаге, ясным и четким почерком! А также цели и какими средствами собирались добиваться. Обещаю ни к кому не применять никаких санкций за откровенность!.. Пишите все как есть. Я сам радикал и продвинутый экстремист. Люблю реформы, хоть и не допускаю. Если со стороны, не допускаю…
Он торопливо кланялся чуть ли не после каждого моего слова.
– Да, ваше величество… как скажете, ваше величество… совершенно верно, ваше величество…
Я сказал брезгливо:
– Как только наладят багерную связь, прибудешь лично с полным текстом вашего Устава, Правил и всех мероприятий и законов, которые собрались внедрить в здешнее отсталое, на ваш взгляд, общество!.. Хотя оно и в самом деле отсталое.
– Все сделаем, ваше величество!
Я пошел к двери, на пороге оглянулся:
– Уберите трупы павших за лучшую жизнь, замойте неправедно пролитую кровь и начинайте работать на светлое будущее!
Перед домом на вымощенной камнем площадке разведчики уже гарцуют на конях, бодрые и довольные, все закончилось полной победой.
Милфорд догнал меня, когда я поднимался в седло арбогастра.
– Ваше величество, – спросил он тихо, – а что насчет причальной пирамиды?
– А что с нею? – спросил я.
– Вы сказали багерную связь не то ограничите, не то прикроете вовсе…
Я отмахнулся:
– На багеры и так только по пропускам… Будут проходить над герцогством, как и раньше, но шлюз разрешим открывать только в особых случаях.
Он сказал догадливо:
– Для сбора налогов?
– Верно, – ответил я. – И как напоминание, что император не дремлет!.. И если что-то восхотят, хотелки сразу оторвем и бросим в компостную кучу, чтобы червяки там лучше плодились на корм курам.
Он оглянулся на группу разведчиков, что окружили роскошно одетого маркиза, он просто невыносимо вельможен в белоснежном парике и с двумя рядами идеально уложенных локонов с обеих сторон, грациозный и с пластичными движениями, как древний грек.
– Ваше величество, что с маркизом?
– Отправьте в столицу, – распорядился я. – Жанна-Антуанетта места себе не находит!..
Милфорд сказал со значением в голосе:
– Маркиз, как я слыхал, предпочитает жить в своем имении. Там большое хозяйство, нужна его рука…
– Сперва в столицу, – повторил я. – Триумфально, но без торжеств. Просто как доказательство успешной силовой операции. Обыденное, для нас как бы вовсе и вовсе плевое через левое плечо. Но можно и через правое, хотя церковь и против. А потом пусть хоть в имение, хоть к любовницам. Главное, Жанна-Антуанетта успокоится.
