– Не надо, Маш. Не трогай, – прошептал раненый, когда Гончая прикоснулась к нему. – Помираю я. Ты не реви. Это ничего. Главное, ты жива. И сынишка наш жить будет.
Девушка стиснула зубы. В этот момент она больше всего боялась ненароком – случайным стоном или возгласом – раскрыть умирающему его ошибку. Гончей хотелось, чтобы он до последнего мгновения пребывал в неведении, считая, что его жена и будущий ребенок живы. Человек помолчал и, собравшись с силами, снова заговорил:
– Нельзя нам было на Павелецкой оставаться, сама знаешь. Там радиация с поверхности постоянно. Сейчас, когда снег тает, особенно. А тебе рожать. Ты ступай на Театральную, как мы решили. Там нет этой отравы… Сына здорового родишь. А если дочка родится, назови Вероникой. Нравится мне…
Голос умирающего потеплел. Гончей даже показалось, что мужчина улыбнулся, но больше она ничего не услышала – это были его последние слова.
– Прощай, – сказала она ему, потом вспомнила отца Ярослава и добавила: – Если после смерти души попадают туда, где они обретают покой, а я думаю, что это так и есть, то там ты обязательно встретишься со своей Машей и со своим сыном или дочкой Вероникой… А я – со своей.
По туннелю пронесся воздушный вихрь, напомнивший Гончей выдох гигантского подземного монстра. А потом она услышала раздавшийся во тьме глухой, похожий на шипение голос, хотя с таким же успехом он мог прошипеть и у нее в голове.
Ты уже мертва.
Но на этот раз пророчество не испугало Гончую. Может быть, потому, что в темноте не притаились змеекрысы и другие хищники, а может, гнев и ненависть к убийцам этой семьи сделали ее бесстрашной.
– Врешь, я живая! – выкрикнула она в темноту. – И у меня еще достаточно сил, чтобы вырвать твой лживый язык!
От крика обожженное горло сразу начало саднить. Откашлявшись, Гончая выплюнула скопившуюся мокроту и вытерла тыльной стороной ладони испачканные кровью губы. Это не избавило ее от боли – горло горело так, будто там бушевал настоящий пожар, но она давно уже не чувствовала себя так хорошо.
* * *
У костра, разведенного на краю платформы, сидели трое: двое вооруженных дозорных и маленький, подвижный типчик с плутовской физиономией, у которого, как отметила Гончая, оружия не было.
Мужчины так увлеченно беседовали, что даже не заметили одинокую молодую женщину, вышедшую из туннеля, связывающего Новокузнецкую с соседней Театральной. Гончей ничего не стоило бесшумно прошмыгнуть мимо них. Но прежде чем подняться на платформу, ей надо было привести себя в порядок, и она после недолгого размышления решила задержаться.
Бетонный ров, где по замыслу проектировщиков станции упавшие на пути пассажиры могли бы укрыться от несущегося по рельсам поезда, был доверху заполнен стоячей водой. От нее пахло гнилью, ржавчиной и еще почему-то машинным маслом, но Гончая давно приучила себя не обращать внимания на подобные мелочи. Она сноровисто смыла с лица и рук засохшую кровь, потом сняла с себя джемпер и толстовку и принялась полоскать их во рву. Тем временем у костра продолжался разговор.
– Псих уже достал всех, – сказал рослый детина с охотничьей двустволкой за плечами.
– Во-во, – живо поддержал верзилу узкогрудый напарник. – Конченый психопат! Краев вообще не видит. Как его до сих пор не пристрелили?
– Потому что никто связываться не хочет. Он же бешеный, одно слово – Псих. Чуть что, сразу за свою кирку хватается. А может и без всякого повода башку проломить.
– Какую еще кирку? – спросил у верзилы третий, что был без оружия. Он так старательно демонстрировал свое безразличие, что Гончая сразу поняла: вопрос задан неспроста.
– Да это мы так назвали, – отмахнулся от него крепыш. – На самом-то деле не кирка, а молоток плотницкий. Один конец обычный, широкий, а другой – узкий с прорезью и загнутый, вроде клюва, чтобы гвозди выдирать. Вот Псих всех этим молотком и мочит.
– И не вытирает никогда, – снова встрял тощий паренек. – На молотке уже кровавая корка образовалась, а Психу все нипочем – видно, нравится.
– Нынче опять кого-то замочил. Из туннеля весь в крови вышел: рожа, руки вообще по локоть. И шмотье бабское под мышкой. – Верзила сморщился и с презрением сплюнул в костер.
– Это той беременной бабы шмотки. Я запомнил, – вставил другой дозорный. – Ну, которая с Павелецкой. Мужик еще с ней был…
Но воспоминания парня никого не заинтересовали.
– А Псих не дрейфит в одиночку в туннелях промышлять? – поинтересовался у дозорных их безоружный собеседник.
– Он с Дуремаром скорешился. Теперь вместе промышляют, – пояснил верзила.
Безоружный сразу насторожился.
– Погоди. Дуремар – деловой. Он, посчитай, половину Ганзы дурью снабжает. На кой ему сдался бешеный мокрушник?
Детина с двустволкой неторопливо почесал подбородок. Ему явно льстило внимание слушателей.
– А я вот слышал, что не все у Дуремара на Ганзе гладко. То ли кинули его там, то ли он сам кого-то там крупно подставил, но больше он на Ганзу ни ногой. Пережидает или просто боится. Может, поэтому с Психом и спутался.
Дозорные и их собеседник о чем-то крепко задумались, потом парень с обрезом поднял голову и, наконец, обратил внимание на споласкивающую во рву одежду молодую женщину.
– Ты кто такая?! – вскинулся он. Обрез так и плясал в его руках, и Гончая на всякий случай сдвинулась в сторону, чтобы не попасть под выстрел, если парень случайно или намеренно нажмет на спуск. – Че здесь делаешь?!
– Разве не видно? – она пожала плечами.
– Поговори у меня!
Тощий заводился все больше, и это не понравилось другому дозорному, или он просто решил заступиться за незнакомку.
– Обожди. Тебе чего, воды жалко? – верзила положил широкую ладонь на мотающийся из стороны в сторону обрез и отвел его в сторону. – Откуда притопала?
– С Маяковской, – ответила Гончая.
– А сюда за каким приперлась?
В вопросе не ощущалось злобы, только обычный интерес.
– Дочь ищу, – не стала скрывать Гончая.
– Потерялась?
– Украли.
Дозорные понимающе переглянулись. Парень опустил оружие, а верзила задал следующий вопрос:
– Сколько лет?
– Шесть.
– Как зовут?
– Майка.
– Не слышал.
– Я тоже, – поддержал напарника парень с обрезом.
Третий мужчина молча покачал головой.
– Вряд ли кто из наших, – задумался детина. – Какой смысл? Да еще на Маяковке? – Он потер небритую щеку и добавил: – Хотя, я слышал: там не раз дети пропадали.
Гончая насторожилась.
– От кого слышал? Где?
